Рана отца оказалась гораздо серьезнее, чем он сам предполагал.

Миклош взял на себя заботу о нем. Он перенес Феррариса в карету герцога, отвез его в отель «Захер» и пригласил доктора, который прибыл как раз вовремя.

Миклош давал указания слугам в отеле, и они повиновались ему беспрекословно.

Доктор обработал рану и перевязал ее. Оставив раненого в спальне, он вышел в гостиную, где сидела Гизела, и сказал ей:

— Прежде всего, фрейлейн Феррарис, вашему отцу необходимо хорошенько выспаться. Не беспокойте его до утра. Я приеду пораньше и привезу хирурга из госпиталя, который еще раз осмотрит рану.

— Он ранен… опасно? — испуганно спросила Гизела.

— Честно говоря, не могу вам сказать, — ответил доктор. — Но, учитывая, насколько важна для вашего отца работоспособность правой руки, нельзя допустить ни малейшего упущения.

Доктор уже собрался откланяться, но Гизела остановила его, с тревогой спросив:

— Что вы имеете в виду? Что может случиться с его рукой? Господин Эстергази сказал, что рана поверхностная.

— Будем надеяться, моя дорогая, — ответил за него Миклош, — но доктор прав: мы не должны допустить ни малейшей небрежности.

— Я… мне страшно!

Она подняла на него свои огромные глаза. Миклош обнял ее за плечи:

— Я обо всем позабочусь. Твоего отца осмотрит лучший хирург, и я уверен, что все будет хорошо.

— А что же будет с нами, если… нет? — с трудом выговаривая слова, произнесла девушка.

— Не нужно сейчас думать о таких вещах, радость моя, — сказал Миклош. — Для тебя лучше всего сейчас лечь в постель и постараться уснуть.

Гизела отчаянно помотала головой, но Миклош настаивал:

— Я буду здесь рано утром, еще до прихода врачей. Я обещаю, что они сделают все, чтобы твой отец поправился как можно скорее.

Гизела склонила голову ему на плечо и глубоко вздохнула. Потом она спросила:

— Как вы… оказались рядом… именно тогда… когда я так отчаянно… в вас нуждалась?

— Это судьба привела меня в этот клуб, — ответил Миклош. — Все та же судьба, которая руководит нами с момента нашей встречи в лесу.

— Если бы папа не стал… драться с этим ужасным человеком… мне пришлось бы… танцевать с ним!

— Забудь о нем, — сказал ей Миклош. — Наказание, которому я его подверг, нанесло сильнейший удар его самолюбию, а немцы чувствительны к таким вещам. Негодяй запомнит этот урок на всю жизнь. — И добавил со злостью: — Как этот мерзавец посмел тебя обидеть!

— Я не придала его словам никакого значения, — ответила Гизела, — а вот папу задело, когда он обозвал его фигляром.

— Могу себе представить! — согласился Миклош.

Им обоим пришла в голову одна и та же мысль: если бы речь зашла об их свадьбе, то Эстергази точно так же пренебрежительно отнеслись бы к Полу Феррарису, как и этот немецкий офицер.

Миклош нежно обнял Гизелу и, поцеловав ее в лоб, сказал:

— Ложись спать, любимая. Не тревожься об отце, теперь он на моем попечении. Уверяю тебя, утром все окажется не так уж и страшно.

Гизела несмело улыбнулась.

— Спасибо! Спасибо вам! — сказала она. — Вы такой… замечательный… и я вас… люблю!

— Я тоже люблю тебя, — своим глубоким голосом ответил Миклош.

Он поцеловал Гизеле руку и вышел из гостиной.

На следующее утро Миклош, как и обещал, пришел очень рано.