Гизела колебалась не больше секунды. Отказываться от такого в высшей степени разумного предложения было бы просто глупо.

Она вложила свою ладонь в его и почувствовала успокаивающую силу и тепло его руки.

Они пошли по той самой тропинке, по которой Гизела бежала в беседку, и вскоре она вынуждена была признать, что без Миклоша найти дорогу ей было бы нелегко.

Городские огни города скрылись за деревьями, и они оказались в самой настоящей чащобе. Темень была кромешная. За густой листвой не было звезд, а луна еще не взошла.

Но Миклош уверенно вел Гизелу, и внезапно она поймала себя на том, что ей приятно ощущать его присутствие.

Наконец между деревьев показались ярко освещенные окна гостиницы.

— О, теперь я спасена! — воскликнула Гизела.

Миклош остановился в тени деревьев, и, поскольку он держал Гизелу за руку, ей тоже пришлось остановиться.

— Я вернул вас домой невредимой, Гизела, — сказал он.

Она удивилась, что он назвал ее по имени, но ничего не сказала, и Миклош продолжал:

— Боюсь, мы вряд ли увидимся снова. Я только что вспомнил, что завтра мне нужно покинуть Вену.

— Вы уедете, так и не повидав папу? А мне показалось, что вы хотите послушать, как он играет.

— Да, действительно, очень хочу! Но, к сожалению, сейчас это невозможно. У меня есть личные и очень веские причины для отъезда.

— О, простите! А папа был бы так рад поговорить с вами о Париже.

— Как-нибудь в другой раз, — ответил Миклош. — Зато я сделаю вот что. Перед отъездом я поговорю с управляющим театра и предупрежу его, что на следующий день вы зайдете к нему.

— Вы очень добры.

— Я знаком с ним, и он сделает все, чтобы вам помочь.

— О, спасибо! Спасибо! — воскликнула Гизела. — Теперь для нас все значительно проще. Как я рада, что встретила вас!

— И прошу вас, впредь будьте осторожнее. Меня может не оказаться рядом, чтобы спасти вас еще раз.

Он немного помолчал и добавил:

— Дайте слово, что больше не станете так рисковать.

Его тон был серьезным. Гизела подняла голову, чтобы увидеть его лицо, но ее спутник по-прежнему оставался для нее всего лишь голосом в темноте. Свет из гостиничных окон не доходил сюда, и наверняка Гизела могла сказать только то, что он выше ее ростом.

— Обещайте, — настаивал Миклош.

— Даю слово, — сказала Гизела.

— Я буду помнить ваш голос так же, как помню музыку вашего отца.

— Я вам так благодарна! — порывисто воскликнула Гизела. — Как бы мне хотелось отблагодарить вас… по-настоящему!

— Это очень просто, — ответил Миклош. Она взглянула на него в недоумении, не понимая, что он имеет в виду.

И вдруг очень нежно, словно боясь ее испугать, Миклош одной рукой обнял Гизелу, а другой осторожно приподнял ей лицо.

Это было так неожиданно, что она не успела даже пошевелиться. А когда собралась это сделать, было уже поздно.

Его губы прикоснулись к ее губам, и Гизела получила первый поцелуй в своей жизни.

Она знала, что должна освободиться от его объятий, и где-то далеко на задворках сознания мелькнула мысль, что надо бы рассердиться.

Но Миклош Толди крепко прижимал ее к себе, а ее губы были в плену его губ.

Невозможно было даже думать, не то что двигаться.

В первое мгновение Гизела почувствовала себя пленницей, но потом волшебное ощущение, теплое, словно морская волна, разлилось по всему ее телу, и у нее перехватило дыхание.