|
Внезапно море превратилось в хаос бурлящих волн, когда порыв ветра налетел на бухту. Я остановил лошадь и стал смотреть на море. Я заметил лодку. Она появилась и пропала, затем снова появилась и наконец совсем исчезла за горой волн. Ветер свистел в моих ушах.
«Я не умею плавать».
Я до сих пор слышу эти слова, произнесенные им много лет назад. Он тогда отказался от моей помощи. Я снова стал искать глазами лодку. Она боролась со стихией. Затем я увидел, как она перевернулась и начала тонуть.
Я расцарапал запястье. Я пил кровь. Я поднялся, подставляя себя буре, вдыхая тьму, исходящую от моря. Я увидел обломки потерпевшей кораблекрушение лодки, раскачивающиеся на волнах. Я узнал эту лодку. С отчаянием я всматривался, надеясь отыскать Шелли. Затем я увидел его. Он вцепился в обломок борта.
— Будь моим, — прошептал я ему. — Будь моим, и я спасу тебя.
Шелли стал дико озираться. Я потянулся к нему и схватил его.
— Нет! — закричал Шелли. — Нет!
Он выскользнул из моих объятий. Он боролся с волнами. Он посмотрел на небо и, как мне показалось, улыбнулся, затем море поглотило его, и волны сомкнулись над его головой. Он погружался все глубже, глубже и глубже, на самое дно.
Глава 13
Зато я жил, и жил я не напрасно! Хоть, может быть, под бурею невзгод, Борьбою сломлен, рано я угасну, Но нечто есть во мне, что не умрет, Чего ни смерть, ни времени полет, Ни клевета врагов не уничтожит, Что в эхе многократном оживет И поздним сожалением, быть может, Само бездушие холодное встревожит.
Лорд Байрон. «Паломничество Чайлъд-Гаролъда» (перевод В. Левика)
Его тело было выброшено на берег десять дней спустя. Все оно было изъедено рыбами, выбелено морской водой, его нельзя было узнать. Овечья туша — все, что я мог сказать. Я подумал о Гайдэ. Я надеялся, что ее тело — гниющую массу в мешке наемника — не найдут, я надеялся, что ее кости лежат непотревоженные на дне озера. Труп Шелли, лишенный одежды, представлял ужасное зрелище. Мы соорудили погребальный костер на берегу моря и зажгли его. Когда пламя стало разгораться, запах пропитанной водой плоти стал невыносим Он был сладковатым и гнилостным, запах моего провала
Я спустился к морю, срывая рубашку. Я обернулся по сторонам и увидел на холме стоящего Полидори. Наши глаза встретились, его толстые губы расплылись в усмешке. Столб дыма от костра разделял нас. Я отвернулся и вошел в море. Я плыл, пока пламя костра не потухло. Но я все еще не чувствовал себя очистившимся. Я вернулся к пепелищу. Там не было ничего, кроме пепла. Я сжал пепел в кулаке и пропустил сквозь пальцы. Слуга что-то показал мне среди пепла. Это сердце Шелли, объяснил он мне, оно не сгорело — возможно, я этого хотел? Я покачал головой. Теперь было слишком поздно, слишком поздно, чтобы овладеть сердцем Шелли.
Лорд Байрон замолчал. Ребекка сидела в ожидании, она нахмурилась.
— А Полидори? — спросила она. Лорд Байрон посмотрел на нее.
— Вы не покорили сердце Шелли. Вы его потеряли. И все же, когда вы увидели Полидори, вы не отомстили ему, вы позволили ему уйти. И он все еще жив. Почему? Почему вы не уничтожили его, как намеревались это сделать?
Лорд Байрон слабо улыбнулся.
— Вы недооцениваете удовольствия, доставляемого ненавистью. Это удовольствие, достойное вечности.
— Нет. — Ребекка покачала головой. — Нет, я не понимаю.
— Человечество любит второпях, но чтобы ненавидеть нужно много времени, а я его имел и имею, — он прошипел эти слова, — много времени.
Ребекка нахмурилась еще сильнее.
— Неужели вы серьезно? — спросила она с внезапными раздражением и страхом. |