— Но как ты доставил меня сюда? — спросил я. Ловлас подбрасывал в руках кошель с монетами. Он ухмыльнулся.

— Никто так хорошо не берет взятки, как твои греки.

— И где мы находимся?

Ловлас склонил голову и не ответил.

Я огляделся. Мы были в лощине среди скал и деревьев. Я снова посмотрел на вершину горы. Эти очертания, силуэт на фоне звезд…

— Где мы? — спросил я снова. Ловлас медленно обратил на меня свой взор. Лунный свет подчеркивал бледность его лица.

— Как, Байрон, — удивился он, — разве ты не припоминаешь?

Я застыл на мгновение, охваченный ужасом, затем прошел мимо деревьев. Впереди я увидел вспышку серебряного света Деревья остались позади. Подо мной простиралось озеро, освещенное лунным светом, по воде шла рябь от легкого ветерка. Надо мной знакомым силуэтом возвышалась гора. Позади… Я обернулся — картина была все та же. Я медленно подошел к выходу из пещеры. Ловлас встал рядом со мной.

— Почему? — прошептал я.

Возможно, бешенство и отчаяние сверкнуло в моих глазах, ибо Ловлас, испуганный, отпрянул назад и закрыл лицо. Я отнял его руки, заставив его смотреть мне в глаза.

— Почему, Ловлас? — Я сжал его сильнее. — Зачем?

— Оставь его.

Голос, доносившийся из пещеры, был слабым и почти неслышным. Но я узнал его, узнал тотчас, и я понял, услышав его в тот момент, что его отголоски никогда не стирались из моей памяти. Нет, он всегда был со мной. Я разжал руки. Ловлас отскочил назад.

— Это он, — прошептал я.

Я не спрашивал, я был уверен в этом. Ловлас кивнул. Я наклонился к его поясу, вытащил пистолет и взвел курок.

— Послушай его, — сказал Ловлас. — Послушай то, что он должен сказать тебе.

Я промолчал. Я огляделся вокруг, посмотрел на луну, гору, озеро и звезды. Я так хорошо помнил их. Сжав крепче рукоять пистолета, я повернулся и пошел в темноту пещеры.

— Вахель-паша. — Мой голос эхом отдавался в глубине пещеры. — Они сказали мне, что ты покоишься в своей могиле.

— Так оно и есть, милорд. Это правда.

Этот голос, все еще слабый, доносился из глубины пещеры. Я вглядывался в тени и разглядел фигуру, распростертую на земле. Я сделав шаг вперед.

— Не смотри на меня, — сказал паша. — Не подходи ближе.

Я презрительно рассмеялся.

— Именно ты привел меня сюда. Поэтому слишком поздно отдавать мне подобные приказания.

Я встал над пашой. Он прижимался к скалам. Медленно он повернулся ко мне.

Я вздрогнул от неожиданности. Кости на его лице были разрушены, кожа была желтой, печать боли сквозила в его взгляде, но не лицо так ужаснуло меня. Нет, но его тело! Оно было голым, вы понимаете? Голым, лишенным одежды, — да, с содранной кожей, а местами — даже с вырванными мускулами и нервами. Рана на его сердце все еще была открытой и незажившей. Кровь, подобно воде из крошечного источника, слегка пузырилась с каждым мучительным вдохом. Вся его плоть была синей от гниения. Я наблюдал, как он чистит рану на своей ноге. Белый и жирный червь выпал из нее. Паша раздавил его пальцами и вытер руку о скалу.

— Вы видите, милорд, в какое произведение красоты вы превратили меня?

— Мне очень жаль, — произнес я наконец. — Я думал, что убил вас.

Паша расхохотался и закашлялся, когда кровь пеной выступила на его губах. Он сплюнул, и кровь запачкала его подбородок.

— Вы хотите мести, — сказал паша. — Ну так смотрите, чего вы достигли. Вот ужас, который намного страшнее любой смерти.

Наступило долгое молчание.

— Еще раз повторяю, — сказал я.