Изменить размер шрифта - +
Не за тем она вышла из дому поздним вечером да и на свет не за тем родилась, чтобы попусту в небо пялиться. А зачем она родилась? Да кто же это знает, и зачем же это знать?!

– Здравствуй, Магдалена, – сказала бабка. Хорошо, что первым попался ей на сельской улице не чужой человек, а соседка. – Как назвать мою внучку?

– Уже родилась? – Магдалена посмотрела с интересом. – Что-то рановато.

«Вот злыдня! – подумала бабка. – Уже прикидывает, не обрюхатил ли кто невестку, пока сын батрачить уходил! Будто я не знала бы, если б так».

Но женщины есть женщины, им лишь бы посудачить, не ругаться же из-за этого с соседкой.

– Скажи имя, – поторопила бабка.

– Назови Андромахой, – со злорадным удовольствием проговорила Магдалена.

«Вот же подлая! – сердито подумала бабка. – И знает ведь, что отказываться нельзя».

В селе Струмице кто только не живет – и греков хватает, и македонцев, и сербов. Но Панде Сурчев к ним ко всем при чем?

– Андромаха? – пожала плечами бабка. – Зачем девочке греческое имя? Ведь мы болгары.

– Ну и что? – Лицо Магдалены расплылось в лживой улыбке. – У меня невестка Андромаха. Такая красавица!

«Не чета твоей», – прочитала бабка в ее глазах.

Что отвечать такой ехидне? Бабка и не ответила – пошла дальше. И только за околицей пробормотала себе под нос:

– Зачем девчонке чужое имя? Бог с ним, с обычаем!

Она уже решила придумать имя сама, но тут увидела в темноте еще какую-то тень. Это был мужчина, и совсем не знакомый. Бабка даже замедлила шаг – мало ли кто бродит ночами! Может, ограбить хочет. Но и не бежать же от прохожего, тем более что имя для внучки так еще и не выбрано.

Бабка пошла навстречу незнакомцу. И чем ближе она подходила к нему, тем спокойнее ей почему-то становилось. Словно шла впереди него теплая волна, хотя быть этого, конечно, не могло: холодно зимою в горах, а эта зима, 1911 года, выдалась особенно морозной и снежной.

– Вечер добрый! – громко сказала бабка. Прохожий не остановился. – Скажи, как мне назвать мою внучку?

– Вангелия, – ответил он не задумываясь.

– Вангелия? – удивилась бабка.

Все было странно в этом человеке: и тепло, словно бы идущее впереди него, и уверенность, с которой он назвал имя для девочки.

– Вангелия, – повторил незнакомец. – Знаешь, что это означает? Та, что несет благую весть.

Этого бабка не знала. Но имя ей понравилось. Даже жаль, что такое красивое имя достанется внучке, может, совсем не надолго. Она чуть не сказала об этом прохожему, но спохватилась, что говорить такое, пожалуй, нехорошо. Впрочем, он ничего и не спрашивал – шел куда-то за околицу и даже не оглядывался.

Бабка уже почти перестала различать его силуэт в темноте – звезды-то дают свет только небу, не людям, – когда он все же приостановился, обернулся и повторил, словно беспокоился, что она не расслышала:

– Вангелия, Вангелия!

И исчез.

И как только этот странный прохожий скрылся из глаз, тьма, в которую он погрузился, вдруг осветилась. Бабка увидела, как взвихрился на каменистой земле снег, и показалось ей, что взвихрился он под копытами скачущего коня. Конь скакал не один – со всадником. Разглядеть его получше бабка не успела – успела только перекреститься. Слишком уж необыкновенным был этот сияющий всадник, страшно встретить такого в ночных горах, страшно видеть, как растворяется вдали его силуэт.

Она смотрела вслед всаднику, оторопев от… нет, не от страха даже, а от чувства, которого никогда в жизни не испытывала. Горы, звезды, тьма, свет – все это подступило к ней совсем близко, сделало ее своей частью.

Быстрый переход