«Солнечная», — прочитала я на знаке, и меня вновь затянуло в невидимый вихрь, подхватило невидимым течением и понесло, на этот раз медленно, мимо немногочисленных многоэтажек, футбольного поля с порванной сеткой, огороженным выгулом для собак, понесло прямо в лес, к тропинке, протоптанной ногами любителей лесного променада и собачников. Внезапно Александр заставил меня свернуть с тропинки у старого дуба, и опуститься к заросшему тростником озерку. Пройдя вдоль озерка, продравшись сквозь разросшиеся кусты лозы, я увидела покрытую мхом арку, стол древнюю, что она уже валилась на бок, и поняла, что пришла. Потом видение изменилось, черная земля подо мной превратилась в алчущего зверя, и зверь требовал крови… моей крови… А вот и она, капает с порезанной руки на землю, впитывается черной, жадной почвой, моя кровь, вода жизни моей… потом туман…

Обычный, сизый туман над озером…

— Обещай, что вернешь медальоны в храм! — взывал из тумана Александр.

— В какой храм? — зло спросила я, чувствуя себя на удивление опустошенной.

— Ты поймешь, — глупо шептал Александр, — узнаешь, только сделай, как я просил, и говори, говори, что придет на язык, не сопротивляйся, не молчи, прошу тебя, Рита, доверяй мне, душе своей доверяй! И прости, прости, что тебе исправлять придется, тебе… И ему с тобой…

— Кому! — крикнула я, но видение исчезло.

Очнулась в больнице с пронзительной головной болью и уже не знала, как объяснить свой обморок врачу, когда он мне сам все объяснил. Увы (или ура!?), но я была беременна. Новость меня не обрадовала, но и не огорчила: сначала пришло удивление. Воистину, зимушка выдалась на славу. Особенно праздники… У других: радость, подарки и вечеринки, а у меня — банальные книжные неприятности! Как так получилось, что и православное Рождество, как и католическое, принесло мне сплошные неприятности! И опять из-за Максима… Спасибо, любимый, услужил!

На следующий день Катя вела долгую просветительскую лекцию насчет того, кому надо отвернуть голову за неосторожность, а кому и что-то похожее на голову, за глупость, но я не слушала. У меня будет ребенок! Пока эта мысль казалась мне сумасшедшей и нереальной. Любви к маленькому комочку внутри не было, но не было и ненависти — просто чувство недоумения. Я — и мать? Как такое могло произойти? Димка, отвозивший меня домой во вторник, был на диво тихим, молчаливым, и непривычно бледным. При встрече он сухо поздравил меня с намечавшимся наследником (Катя уже всем успела разболтать!) и спросил на ушко: когда я собираюсь сделать аборт. Мой громкий ответ его, вне сомнений, разочаровал, но мне было не до димкиных душевных терзаний… Я прекрасно понимала, что не миновать бы мне еще одной лекции о безответственности, если на заднем сидении не сидела бы насупившаяся Катя. Ехали мы в полном молчании, и в другое время меня бы это тяготило, но сейчас в моей голове беспрерывно звучал крик Александра. Он плакал во мне, просил и требовал… Теперь я знала, чего. Но сделать не могла. Представьте себе меня, нормальную, хорошо, почти нормальную, девушку, копающуюся в парке под березкой или проливающую свою кровь под аркой? А если милиция поймает? Да меня же в сумасшедший дом сдадут! А мой ребенок? Кто о нем побеспокоится?

Максим? Что-то я сомневаюсь… Но, как вы понимаете, в моей жизни было много странного.