Однажды великолепный Кроссман пригласил меня в свой загородный дом в деревушке, расположенной за 25-мильной зоной (это требовало уведомления властей), пригласил на ужин часам к пяти в субботу. По простоте душевной мне и в голову не пришло, что приезд в уик-энд подразумевал и ночевку. Впрочем, неудивительно, ибо в нашей гостеприимной стране, вечно страдающей от жилищного кризиса, это вообще почти невероятно, я по крайней мере за всю жизнь ночевал на высокопоставленных дачах лишь два раза: однажды на Новый год на даче дочки бывшего члена политбюро Николая Булганина (звезды на серебряной елке и в небе, нежный пар изо рта, нелепая снежная баба во дворе, сказочный сон на кровати Булганина, репродукции на стенах, вырезанные из журнала «Огонек» – тонкий вкус Сталина, знавшего толк не только в языкознании). Второй раз подобное случилось на утиной охоте в Завидове, заповеднике партийной верхушки, там я полдня просидел в бочке, пропитанной ароматами начальственной мочи, иногда стрелял оттуда в редких уток, прилетавших на приманку, а затем все мы вместе с егерями погрузились в сквозную охотничью пьянку в деревянном домике.

Кроссман встретил меня радушно прямо на платформе в Банберри, повез в свой коттедж, где все мы, включая его жену и детей, сели ужинать на кухне, а потом коллективно мыли посуду(!). Это потрясло меня больше всего, это говорило о том, что еще не умерли принципы равенства, это создавало некую солидарность, напоминавшую все прелести будущего социалистического общества. Затем перешли пить порт в гостиную, я больше слушал – Кроссман был прекрасным рассказчиком. Последний поезд отправлялся около одиннадцати вечера, я краем глаза (с чеховским тактом) взглянул на часы и заметил, что мне пора. Брови у Кроссмана полезли вверх от удивления: «Я же пригласил вас на уик-энд! Куда вы? – он уже разрывался от хохота. – Это называется уик-энд по-русски: несколько часов! Мы для вас отвели прекрасную комнату…» Смущаясь, я промямлил, что должен ехать, ибо в уведомлении моя ночевка не предусмотрена. Вытирая слезы от смеха, Кроссман снял телефонную трубку: «Форин Офис? Дежурный клерк? Говорит Дик Кроссман, член парламента. Тут вышла забавная история…» Далее он талантливо живописал весь инцидент и попросил пролонгировать мое пребывание. На том конце провода тоже ржали: ох уж эти крестьяне-русские! Придя в спальню, я залег под пуховое одеяло, смутно ожидая провокаций в стиле родного КГБ (подруга хозяйки, горничная, трубочист, «случайно» оказавшиеся в соседней комнате). Но никто внезапно не прильнул к моему дрожавшему телу, и я мирно заснул, прикидывая, как объяснить ночевку резиденту, не обладавшему чувством юмора, как в Форин Офисе. Следующий день мы посвятили осмотру фермы, которой хозяин очень гордился, попутно Кроссман рассказывал веселые истории, например, об одной «левой» даме, убеждавшей его в 1937 году порвать с капитализмом и уехать в Москву: «Чуть не убедила, а сама, представьте себе, все же уехала, и ее расстреляли!» Отбыл я к вечеру, на перроне провожала меня вся семья, на прощание Кроссман подарил мне для сына четыре томика знаменитой детской писательницы Беатрисы Поттер, это сердечный дар до сих пор у меня в библиотеке.

Лейбористов я встречал достаточно много, но, увы, истинно секретно информацией они не владели, а о положении внутри партии мы и так знали достаточно. Удалось мне наладить встречи с глыбой партии Денисом Хили, тогда еще не министром обороны, ланчевали мы обычно в ресторане Беркли, пили белое вино и ели запеченного coquille St. Jacque (морепродукты имени Святого Жака).