|
Огляделся по сторонам. И вдруг принял новое решение: – Ты, рыжий, ляг и отвернись к стене. Любаня охнула. Дима молча сжал кулаки. – Ну, что непонятно-то?! – угрожающе рыкнул Леха и сделал несколько шагов вперед. – Нет, – твердо выдохнул Клоков, хотя и не сомневался, что бывший зэк, предводитель банды себе подобных отморозков, легко справится с ним. Но Димины упрямство и гордость не позволяли ему отступить. – Ну?! – В руках Лехи-Гестапо появился нож. Лезвие сверкающей молнией промелькнуло перед глазами, едва заметно царапнуло Димину щеку. Клоков прищурился, но не двинулся с места. – Не надо, Леша! – Чуть не плача, Люба сорвалась с места, подскочила к ухажеру, отводя его нож в сторону. – Пожалуйста, Лешенька! Не надо, я сама. Потом опустилась на краешек табуретки возле кровати (звякнули алюминиевая миска и стакан). Любаня схватила Дмитрия за руки, сжала их в своих ладонях и быстро-быстро забормотала, умоляюще глядя в глаза парню: – Димочка! Димочка! Ну, пожалуйста! Ляг. Отвернись. Пожалуйста. Клоков, сжав губы, смотрел на краешек полотенца, который торчал из-под аппетитной Любиной попки. Полотенце еще недавно закрывало еду. Повариха заботливо сохраняла ее теплой для пациента лазарета. А теперь Любаня сидела на этом куске материи, а Дима думал о том, каким был идиотом, рисуя в воображении нелепые картины. Строя иллюзии. – Димочка, Димчик, Димуля, ну, пожалуйста, – шептала Любаня. – Пожалуйста! Для меня… Дима вздрогнул, отвел глаза от дурацкого полотенца, уперся взглядом в темные зрачки женщины. – Для тебя? – медленно, с усилием переспросил он. – Ага-ага, – согласно закивала женщина, думая, что говорит именно то, что нужно. – Для тебя… – повторил Дима. Он горько засмеялся. А потом упал на койку, отвернулся к стене и закрыл голову подушкой. Даже зажмурился, словно это что-то могло изменить. Думать ни о чем не хотелось. Дышать не хотелось. Видеть людей не хотелось. Слушая вздохи Любани, проникавшие сквозь подушку, Дима ненавидел все человечество. Потом к томному голосу молодой женщины прибавилось довольное рычание Лехи-Гестапо, перешедшее в хриплый стон. Хлопнула дверь. Все затихло. Дима Клоков находился на неизвестном острове, где-то за Полярным крутом, в лазарете, на койке. Он лежал, все так же не открывая глаз, хотя понимал, что в комнате уже никого нет. С того момента как его отец, Александр Клоков, произнес фразу: «Ты еще не знаешь, что такое настоящая жизнь», прошло лишь несколько дней. – Я знаю, папа, – горько сказал вслух бывший студент. – Прости меня… Вчерашний мальчишка, повзрослевший еще на несколько лет, поднялся с койки. Пошатнулся, ухватился за спинку. Постоял, огляделся, двинулся к шкафу. Вытащил оттуда свои вещи. Смахнул с табурета грязную посуду на пол, уселся и принялся одеваться. – Димочка, куда же ты? – Прежняя Любаня, с собранными в пучок волосами, впорхнула в комнату, засуетилась, убирая с пола и не переставая причитать: – Куда же ты? Куда? Зиночка не разрешила тебе. Нельзя! – Нельзя? – громко, гневно выкрикнул Клоков, уставившись на Любаню. – Нельзя, – всхлипнула та, прижимая к груди грязную посуду. – Можно! – выдохнул Дима. |
