Я все это видел и наблюдал так подробно потому, что в этот момент вновь покинул бренное тело, воспарив ввысь - к такому теплому и мягкому покою. И снова откланяться мне помешал Валера.

- Да ты издеваешься! - услышал я его крик.

«Да ты издеваешься!» - с усталым раздражением синхронно подумал я, когда он очередной порцией стимулятора, вдобавок к уже использованному биогелю, вернул меня в приземленное состояние кровавой каши.

Снова порция биогеля и еще одна порция стимулятора, и вновь я оказался в мире живых. Но сил уже не было, да и слабо соображал, что здесь происходит.

В следующие несколько минут еще несколько раз покидал тело, но меня снова возвращали - очень жестко, и очень грубо. Обламывая кайф мягкого спокойствия, будто дергая за поводок стремящегося побегать по снежному полю пса-хаски.

Облегчение пришло как-то неожиданно и вдруг. Вроде буквально только что меня грубо удерживали в этом мире, словно зацепив за кожу сотнями рыболовных крючков. Не очень приятное ощущение, и с каждым воспарением «ввысь» возвращаться туда, в бренное тело, совсем не хотелось. Но неожиданно, вдруг снимая и боль, и мучительную слабость, по всему телу прошла приятная лечебная волна. Причем прошла эта волна в том числе выпрямляя и приводя в норму энергетические каналы.

«Эльвира» - догадался я о природе лечения.

Вмешательство царевны не возвратило меня в состоянии идеала - боль частично осталась. Но ее вмешательство возвратило меня непосредственно к полноценной жизни. Открыв глаза, я на фоне голубого купола неба увидел сразу несколько склонившихся надо мной лиц.

- Я же говорил что выживет, - безадресно фыркнул Валера. - Они уже прощаться собирались, - сообщил он теперь непосредственно мне, почти сразу поднимаясь и скрываясь из поля зрения.

Тяжело вздохнула Эльвира, отстраняясь от меня. Оставив на фоне неба только след фиолетового сияния из горящих магическим отсветом глаз. В поле зрения снова появился Валера, который помог царевне встать. Судя по виду, она сейчас была совсем без сил.

Исчезли из поля зрения и склонившиеся надо мной Николаев и сэр Галлахер. Осталась одна Саманта, которая всматривалась в меня широко открытыми глазами. Кожа ее вернула прежний смуглый оттенок (все же сероватый от бледности), а голубые глаза на осунувшемся лице горели необычно ярко.

Вновь почувствовав контроль над телом, я выпрямился. Но даже осмотреться не успел, как Саманта вдруг прянула вперед, крепко меня обнимая. Спрятав лицо у меня на груди, она - еще более неожиданно, зашлась в громких, несдерживаемых рыданиях.

Хотя, почему неожиданно?

У меня в темном мире - со всем знанием и ощущением возможности возврата в любой момент, поджилки тряслись, в прямом смысле слова. Страшно было, просто жуть - и я с трудом контролировал себя те несколько минут, которые там провел. А что пришлось пережить Саманте в темном мире в одиночестве, в неизвестности, и за несколько бесконечно долгих часов? Тем более, что долгое время она провела, борясь с заражением Тьмой, чувствуя неотвратимо накатывающую безвозвратную одержимость. Обнимая Саманту и гладя ее по волосам - понимая, что у нее сейчас истерика после пережитого, которую надо переждать, я огляделся по сторонам.

Башня, пусть и залитая дневным светом истинного мира, выглядела довольно удручающе.

Искалеченный одноглазый сэр Галлахер, привалившийся к стене, отдыхал и переводил дыхание, стоя на одном колене.

Обессиленная Эльвира, которую придерживал Валера, в этот момент дошла до стены. И когда Валера чуть отпустил ее, она просто сползла вниз, закрыв глаза еще даже не сев на булыжники пола.

Валера со вздохом присел рядом, и на ногах остался один Николаев. Полковник сейчас осматривал обожженные руки - избавление Саманты от скверны далось ему нелегко.