Провожаемые смехом и добродушными тычками, дембели удалились, оглушенные – и ничегошеньки не разумеющие.

– Звезды, блин, – пробормотал Комов, стыдливо отворачиваясь.

– Отожгли по полной программе… – добавил Лобов.

По ту сторону маленькой крепости, на берегу неширокой речки, трудились мужики, тюкая топорами, забивая клинья в бревна и раскалывая те повдоль.

– Чего это они делают? А, братан?

– Да хрен их знает…

Забравшись в большой лодочный сарай, напарники пристроились у щели, поглядывая в нее по очереди, – отсюда, через вторые ворота, весь «королевский дворец» просматривался насквозь. Полнейшее неведение бесило Евгения, но запах съестного путал мысли – соображалка отказывалась работать на голодный желудок.

– Налетай!

Друзья, не евшие с утра, схомячили всё заработанное, и их потянуло в сон. Смеркалось.

Жека с Пахой устроились ночевать на грудах разлохмаченных канатов да на старых, прелых парусах.

Комов долго не мог уснуть. Мешало всё – чужие запахи, чужие звуки. Чужой мир.

В полнейшей тишине вдруг начинала ухать сова. Взлаивала собака. «Слу-уша-ай!..» – доносился голос ночной стражи.

«А вдруг мы тут на всю жизнь?! – пронзило Евгения. – На фиг, на фиг…»

Надо полагать, Лобова пугали похожие страхи – Паха всё ворочался, вздыхал тяжко.

– Чё не спишь?

– Да мысли всякие в голову лезут… – Кончай мыслить. Отбой.

Евгений так и заснул, с улыбкой на лице. Отбой… А вот Олега в сон не тянуло. Видать, на губе отоспался на неделю вперед.

Сухов сидел, сложив ноги по-турецки, и бездумно пялился в костер.

Мужчина в годах, но всё еще крепкий, с клеймом каторжника, добавил огню пару чурок, да и подсел к Олегу поближе.

– А ты, московит, сдюжил, – сказал он запросто, словно знаком был с Суховым с детства.

– Против Виллема-то? – лениво уточнил Олег.

Клейменый кивнул.

– Только следи теперь за ним, – проговорил он. – Косматый не только внешне волосом зарос, но, наверное, и внутри. Будет пакостить тебе и по мелочи, и покрупному. Так что бди.

– Спасибо, что предупредил, – серьезно сказал Сухов. – Сам-то кем будешь?

– Человеком, – пожал плечами каторжник. – Конченым, правда. Ну да Господу виднее. Наверное, и такие Ему нужны. А зовут меня Игнаас. Было время, когда ко мне обращались «ваше сиятельство», но всё проходит, в одну и ту же реку дважды не ступишь…

– Игнаас, – по-прежнему серьезно проговорил Олег, – я тоже, бывало, в шелках ходил, а не в этом тряпье. Это самое… теперь я никто, но это не навсегда. Пока ты жив, нельзя считать себя конченым – всему свой черед, зачем же торопить неизбежное?

И стоит ли ссылаться на Господа? Я верю в Бога, но жизнь вечная, муки ада и услады рая – это вздор, придуманный попами, страшилка, чтобы пугать паству и торговать благодатью в розницу.