Следующий час прошел в отработке деталей, спорах, но вопрос о этичности фальшивого утопления крейсера никто из офицеров больше не поднимал, по крайней мере, вслух.

На выходе из кают компании Руднев подошел к Балку, и в полголоса произнес:

— Спасибо за помощь, классно ты про хорунжия придумал. Но ты предупреждай в следующий раз, а то как ты про Чечню начал, меня чуть Кондратий не хватил!

— Насчет помощи — всегда пожалуйста, одно дело делаем, я России присягал в свое время, и рад буду этой присяге быть верен по настоящему. А вот про выдумал… Не такая у меня хорошая фантазия, Всеволод Федорович. Замени хорунжия на сержанта, лошадей на БТРы, девятнадцатый век на двадцатый, и все тебе будет ясно… Да и еще — извини за мой вчерашний тон. Сам не мог понять, что на меня нашло, как дешевый гопник выпендривался. А потом дошло — тестостерон в голову ударил! Помолодеть на сорок лет, это еще тот опыт…

— Да ладно проехали, но вы что, правда в Чечне картечью духов валили?

— Картечь или АГС[24] с пулеметами в упор, какая разница? Главная, что идею принесения необходимой жертвы для общего дела твои офицеры поняли. Ну а то, что мне, чтобы генерал приказ полку на выдвижение дал и не отменил его раньше времени, пришлось этого пузана час на мушке держать и дверь в его спальне забаррикадировать, чтоб его холуи не вмешивались — это твоим офицерам знать не надо. Не поймут, тут не то время…

— А потом что было?

— Потом, потом… Суп с котом. Ему Героя России, а меня турнули со службы за "психическую неуравновешенность"… Ничего интересного, короче.

Еще через час младший из докторов был отправлен своим старшим коллегой спать, причем именно отправлен, под угрозой пожаловаться командиру. Младший лекарь Банщиков по человечески не спал уже двое суток, так, пару часов урывками. И его более мудрый коллега решил, что состояние доктора начинает представлять опасность для пациентов и невзирая на возражения, типа "а как насчет вас самого неспавши", отослал молодого спать, пообещав, правда, разбудить его через четыре часа и залечь самому. Добравшемуся до своей каюты доктору уже не хватило сил на то, чтобы нормально раздеться, и уснул он в брюках и рубашке. Однако через два часа беспокойного сна молодой доктор почему-то проснулся и, не одевая сюртука и ботинок, рванулся на верхнюю палубу. Побегав по ней под изумленными взглядами палубных матросов, ремонтировавших катер, взад-вперед пару минут, Банщиков рванул в сторону каюты капитана.

Мысли Руднева, сидевшего перед пустым листком бумаги в попытках выдавить из себя хоть какие-то дополнительные воспоминания о графике перегона «Ниссина» с «Кассугой» были жестоко прерваны громким и каким-то суматошным стуком в дверь.

— Кто там. Что за пожар? Японцы?

— Петрович, Петрович, милый, это я…

— Вадик?!? Ну все, песец к тебе пришел, осел!

* * *

— …Вот так вот меня сюда отец с ассистентом и отправили, солярки у них хватит еще на одно перемещение, на два никак. Так что на твой вопрос насчет пришельцев — еще одного можем ждать, но кого в кого и когда именно, не знаю.

Во время рассказа доктор Банщиков, ака Вадик, промакивал салфеткой рассеченный лоб — тест со стаканом он, как и было предсказано Петровичем, бездарно провалил. Кроме того, он прижимал холодную серебряную ложку к свежему синяку под правым глазом, следы горячей встречи двух давних друзей.

Сказать, что Петрович был очень рад наконец-то видеть хоть кого-то из тех, кто нес прямую ответственность за все, что с ним случилось — значит не сказать ничего.