"Еще бы не угадать-то, посидел бы ты, милай, на Цусимском форуме[32] с мое…", — пронеслось в мозгу Руднева.

Осторожно, на экономичных двенадцати узлах, на плавно сходящихся курсах «Варяг» начал красться в сторону добычи с расчетом сблизиться с жертвами в начале сумерек. В сторону «Охламона» с «Варяга» ушла ракета былого дыма, по которой он должен был идти в сторону берега, и ждать дальнейшего развития событий.

Глава 4. В борт ударили бортом, перебили всех потом!

Тихий океан, 30 миль от побережья Японии. 12 февраля 1904 года.

На борту «Ниссина», шедшего в кильватере «Кассуги» с отставанием в шесть кабельтовых, потомок старинного самурайского рода Масао Секари проводил очередное занятие корабельного клуба кен-до. По левому борту крейсера на горизонте величественно вздымались берега страны Ямато на фоне подсвеченных заходящим солнцем облаков. Миссия по перегону крейсеров на родину была почти завершена. Хотя до Йокосуки и оставалось еще двое суток хода, до берегов родной Японии было рукой подать. Его благодушно расслабленное настроение разделяли и остальные десять любителей помахать бамбуковыми мечами, нашедшиеся в немногочисленной перегонной команда. Еще на пути в Италию они сошлись на почве общего интереса к кен-до и при приемке крейсеров попросили записать их всех на один корабль. С тех пор каждый свободный день, которых было, увы, немного, до заступления на вахту, на носу крейсера под стволами башни главного калибра разворачивалось представление древнего японского искусства. Взлетали и падали с криками "Киа!" бамбуковые мечи, снова и снова отрабатывались приемы защиты и нападения, и каждый раз семейная катана рода Секари, передающаяся из поколения в поколение, занимала свое почетное место на стене импровизированного додзе, открытого соленым ветрам. Если броневую переборку башни главного калибра под стволом восьмидюймового орудия можно назвать стеной, конечно. Но сегодня внимание занимающихся, да и самого Масао, было отвлечено долгожданной встречей с Родиной. Никто из находившихся на борту европейцев, каковых и было большинство, не мог понять, почему встреча с Японией вызвала у заказчиков такой трепет. На обращенном к берегу борту, с того момента, как на горизонте появилась земля, постоянно можно было найти кого-то из японцев. Вот и сейчас вместо полной концентрации на мече и дыхании сам Масао время от времени бросал взгляд на берега Японии, которые он вынужден был оставить почти на год.

На приближающийся с правого борта крейсер поначалу особо не обратили внимания, ну мало ли кораблей идет по своим делам у берегов Японии? Судя по силуэту, не японец, больше всего напоминает до боли знакомый тип «Кресси». Один из этих детищ британского кораблестроения шел вместе с ними первую половину пути, защищая их от возможной наглости русского отряда во главе с Вирениусом.[33] Поэтому по мере приближения незнакомца основной мыслью было, что это старый знакомый "Кинг Альфред" или кто-то из однотипных ему кораблей. К сожалению, темнота надвигалась быстрее неизвестного корабля, и спор на мостике затягивался. Для японской же части команды виды Японии с противоположенного борта были гораздо интереснее. А большая часть свободной от вахты команды мечтали только о сне и о скором вознаграждении за долгий и опасный вояж, ждущем их в Йокосуке послезавтра.

Когда с приближающегося корабля в рупор прокричали на английском, — "Привет старым знакомым, не поделитесь ли свежими газетами по старой дружбе, а то мы уже три недели в море", то тот из итальянских сигнальщиков, что ставил на «Кинга», протянул второму руку за выигранными двумя лирами. Британский вахтенный офицер Чарльз Боссет, командовавший крейсером, пока капитан Пейнтер отдыхал в каюте, приказал снизить ход до пяти узлов и идти прямо.