Оставаться в стороне становилось все более сложно. Потому ярл Сигвальди и ухватился за крупный и сулящий большие выгоды найм со стороны Владимира Святославовича, связанного с наемниками из числа варягов и викингов крепкими нитями. Послал туда немалый отряд во главе с Эйнаром. Этот воитель из числа молодых хорошо показал себя во многих битвах, умел сохранять воинскую силу и чуять опасность. Знал, когда время биться до конца, а когда стоит отступить, дабы сберечь силы для следующего раза. И в результате…
Эйнар вернулся, выполнив договор, и с малыми, неожиданно малыми потерями. Мало того, поступившая оплата была не просто щедрой, но еще и отягощенная ценными подарками. Только вот ее настоящим отправителем был не низвергнуый с киевского трона князь Владимир а севший на его место ярл Хальфдан Мрачный. Щедрость, которую он не обязан был проявлять к своим вроде как врагам. Неожиданная и оттого несколько подозрительная, вот только отказаться хоть от всего в целом, хоть от даров сверх уговоренной платы было невозможно.
Каков же был итог? Слухи, распространявшиеся по близким и не очень странам, сделали свое дело. Наниматели сочли, что йомсвикинги после поражения при Хьёрунгаваге зареклись выступать против правителей, верных старым богам, оттого и с великим князем Киевским так вот получилось. А буквально выполненный договор о найме в расчет принимать не собирались. Их волновала истинная суть произошедшего, но не малозначимые для властителей нюансы. Суть же состояла в том, что Владимир Святославович проиграл, был изгнан, а Русь теперь была под властью бывшего вольного ярла, помимо прочего опирающегося на жрецов. Самое крупное и мощное языческое государство, как говорили многие властители, обоснованно считая оное если и не прямо враждебным, то очень подозрительным. Подозрения же имеют свойство переноситься и на других. К примеру, на них, йомсвикингов.
Сигвальди смотрел на рассекаемую драккаром волную гладь и усиленно пытался сообразить, что же делать дальше, чтобы звезда братства не упала с небес и не исчезла в пучине переменчивых времен. Вот только мыслям слегка мешали крики пытаемого его братом датчанина. Торкель не желал ждать до возвращения в Йомсборг, его вполне устраивала и палуба драккара, видевшая много крови, слышавшая много мольб о пощаде и прозвучавших тайн. Но просмоленные доски говорить не умеют. Что же до братьев, сидевших на румах и ворочавших веслами, да и просто прохаживающихся без особой цели по палубе… они тоже болтать не приучены. И все же вопли отвлекали.
— Торкель! Пусть этот кусок мяса орет потише, голова раскалывается от воплей.
— Так он сам виноват, — с нотками обиды в голове прогудел Высокий, не особенно то и отвлекаясь от орущего и уже сильно изувеченного пленника. — Это ж жрец распятого бога, а они мечтают в посмертии не просто в свой «рай» попасть, но и стать, как у них говорят, «святыми мучениками» Вот я его и мучаю, строго по вере его. А он орет, тоже, как мученику и полагается.
— Хоть кляп ему в глотку забей, брат…
— Не могу, — оскалился Торкель. — В его воплях порой осмысленные вещи проскальзывают, наряду с угрозами и молитвами к своему богу.
— Торкель!
— Все, уже заканчиваю. К тому же пора нам с тобой поговорить.
Забив кляп покрепче в рот пленника и поручим своему помощнику перетянуть раны пытуемого, Торкель двинулся было к брату, но наткнулся на его негодующий взгляд. Несколько мгновений непонимания, но потом один лишь мимолетный взгляд на собственный вид открыл причину этого. Тяжелый вздох и брат лидера йомсвикингов отправился к бадье с водой, смывать с себя кровь. Затем набросил на себя не изгвазданную в «отходах пыточного ремесла» одежду и уже после этого бодро зашагал к Сигвальди. Недолго они молчали, лишь глядя на небо, волны, плывущие облака…. |