Инстинктивный ужас пробился сквозь панцирь холодного бойцовского опыта. Но не ослабил, а просто отпустил тормоза. Мощно, от бедра, Серега ударил правой, ножом – в непробиваемый живот и ощутил, как клинок, преодолевая сопротивление, погружается в плотное тело. Клещи на шее ослабли, Духарев невероятным усилием, одновременно разворачиваясь, привычно уходя от возможного удара в пах, выдернул нож и – раз-два – полоснул изнутри по длинным ручищам, вывернулся, отпрыгнул вбок, ни на секунду не забывая, что за спиной у него – Слада.

Приземистая туша врага медленно разворачивалась к нему. Духарев замер в низкой стойке, высоко держа нож, уравнивая дыхание… Дыхание… Серега слышал себя, слышал, как неровно, нервно дышит Слада… Его враг не дышал!

Блин! Только сейчас Духарев осознал, что запаха крови он тоже не чует. А ведь брюхо у врага пробито, а из располосованных вен кровь должна так и хлестать!

Слада что-то проговорила по-гречески. Громко и отчетливо. Ее светлокожая фигурка как будто светилась в темноте.

Тварь так же неторопливо повернулась к ней.

Серега таращился во мрак, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, кроме неясного силуэта.

Силуэт сместился, шагнул к Сладе. Это движение привело Духарева в такую ярость, что он, не думая, ринулся вперед. Прыжок, мощный ки-ай, короткий полет… И промах.

Серега промахнулся, приземлился, заскользил по траве, удерживая равновесие… А враг уже убегал, громко топоча, с хрустом ломая кустарник. Всего несколько секунд – и топот и хруст растворились в ночной тишине.

Духарев потрогал лезвие ножа. Сухое. Не слабо.

Серега, переводя дыхание, подошел к Сладе. Отвел ладошки, которыми она зажала уши.

– Ты права, маленькая, – сказал он. – Это плохая ночь. Давай одеваться, детка. Кстати, кто это был?

– Нежить, – чуть слышно проговорила Слада. – Пойдем домой, Серегей, хорошо?

– О чем речь, – напряжение понемногу отпускало Духарева, уходило, сменяясь радостным чувством победы. – Нет, ты слышала, как он ломанул? – со смешком спросил Духарев.

– Он крика испугался… – проговорила Слада, обматывая и завязывая юбку. – Ты так кричал… Как волох!

– Я могу, – самодовольно заявил Духарев.

Внутри него шевельнулась мыслишка, что все могло кончиться совсем скверно…

Но не кончилось же! И Серега прогнал зазорную мыслишку прочь. Но выводы сделал.

«Дурак ты, Дух! – сказал он сам себе. – Разомлел, как будто в каком-нибудь Репине за пансионатом на лужайке. А здесь, блин, медведи по лесам гуляют, и такие вот йети, и еще черт-те что! Хорошо хоть, дурак, Сладку послушался – купаться не полез. А то оторвал бы яйца какой-нибудь местный водяной!»

И опять прихлынуло неприятное чувство, что он здесь – чужой. И совсем не так крут, как хочет казаться. И в понятиях местных не разбирается, и вообще…

«Ничего, – успокоил он себя. – Какие наши годы! Прорвемся!»

Он застегнул пояс, и они пошли обратно. Сначала – к реке, потом по тропке вдоль берега.

На кургане догорали костры. С его верхушки сорвалось огненное колесо, покатилось вниз, подпрыгивая, разбрасывая искры. Рядом с колесом прыгали и верещали крохотные человечьи фигурки. Колесо сорвалось с берега и ухнуло в реку. Фигурки с плеском и смехом посыпались следом. Эти совсем не боялись. Наверное, для них это была хорошая ночь. Замечательная!

Курган они обогнули стороной.