Что такое «обжечься», он станет понимать только тогда, когда прикоснется-таки своим розовым пальчиком к запретному раскаленному железу. И вот тогда пустое слово наполнится для него реальным ощущением. Но не ранее!
Также и вы, мой любезный собеседник, поймете, о чем я говорю, только тогда, когда на себе испытаете «ожоги» иностранного языка. А пока же вы – и ваши нежные розовые пальчики – пребываете в благословенном состоянии полного неведения. М-да...
Артикуляция и речевой аппарат, или Вы танцуете фанданго
Как известно (или да будет вам известно!), звуки человеческой речи образуются путем модификации воздушного потока из легких нашим речевым аппаратом. Речевой аппарат – это ротовая и носовая полости со всем, что там находится: голосовые связки, язык, зубы, нёбо и так далее. Воздушный поток изменяется главным образом работой голосовых связок и гортани, языка, губ и щек.
У всех людей речевые аппараты можно считать идентичными. Так же, как их руки, ноги или, скажем, сердце. По крайней мере, это так сразу после рождения и в первые годы жизни. Но в каждом отдельно взятом языке работа этих органов является отличной от их работы в других языках. Отличия заключаются в том, какие группы мышц речевого аппарата больше задействованы и в какой последовательности. То есть в алгоритмах работы речевых аппаратов. Различные языки имеют свои различные алгоритмы работы речевого аппарата. Речевой аппарат носителей данного конкретного языка образует звуки и комбинации звуков, характерные именно для этого языка и в большей или меньшей степени чуждые для других языков.
Можно провести параллель с танцами и сказать, в этом языке речевой аппарат танцует исключительно вальс, в том – ничего другого, кроме танго, а в третьем – фокстрот и только фокстрот. В четвертом же – это камаринский вприсядку. Или более мужской пример: в одном языке он – речевой аппарат – умеет только боксировать, а в другом знает исключительно кун-фу или какое-нибудь грациозное сумо, доволен и горд только тем, что знает, и не желает знать ничего сверх этого самого сумо.
Зачастую практически вся звуковая структура иностранного языка базируется на звуках, полностью отсутствующих в нашем родном языке. Дело осложняется еще и тем, что поначалу невозможно даже просто расслышать эти совершенно чуждые для нас звуки, не говоря уже о том, чтобы их правильно произнести. У нас, в нашей голове, просто нет программы, предназначенной для распознавания чуждых нам звуков иностранного языка. Нужна серьезная тренировка слухового аппарата, чтобы он стал воспринимать эти звуки, чтобы соответствующая программа опознавания несвойственных нашему родному языку звуковых элементов в нашей голове появилась и начала эффективно работать.
Интересную для нас информацию к размышлению о связи артикуляции с пониманием языка на слух дает также Борис Сергеев в своей книге «Парадоксы мозга»:
Долгие годы оставалось загадкой, почему при выключении (в силу травмы или заболевания) моторного центра речи в мозгу страдает не только сама речь, но нарушается и ее восприятие, понимание на слух. Лишь в наши дни стало понятно, насколько двигательный контроль важен для восприятия речи.
Маленькие дети учатся не только говорить, то есть производить речевые звуки, но и воспринимать их. Эти два процесса так тесно переплетены, что один без другого полноценно выполняться не могут. Каждое новое слово ребенок должен обязательно повторить, одновременно анализируя и сопоставляя звуки речи и двигательные реакции языка, гортани, голосовых связок, возникающие при произнесении данного слова.
В нашем мозгу отдельные фонемы и целые слова хранятся в виде их «двигательных» и «звуковых» копий, но двигательные образы фонем для нас важнее звуковых. Без участия двигательного центра речи невозможно пользоваться «двигательными» копиями фонем и слов, а значит контроль за восприятием речи становится односторонним и неполным. |