— Вовсе я не величественная, — кротко сказала она, раскаиваясь, что надела это платье.

— У тебя вид великолепной, роскошной, богатой женщины, — возразил ей отец. — Женщины, которая имеет восемьдесят тысяч в год.

— Но раз я не богатая женщина… — начала Кэтрин не очень логично. Она пока имела лишь очень приблизительное представление об ожидающем ее капитале.

— Раз ты не богатая, значит, не надо так богато наряжаться. Тебе весело сегодня?

Кэтрин ответила не сразу; она отвела глаза и пробормотала:

— Я устала.

Я уже говорил, что вечер у миссис Олмонд стал для Кэтрин началом чего-то значительного. Сейчас она второй раз в жизни уклонилась от прямого ответа на вопрос, а ведь когда наступает время уклончивых ответов — это действительно значительное событие. Кэтрин не так уж быстро уставала.

Тем не менее в карете по дороге домой она сидела тихонько, как мышка, и можно было подумать, что вечер и впрямь утомил ее. Со своей сестрой доктор Слоупер говорил примерно таким же тоном, каким беседовал с дочерью.

— Кто этот молодой человек, который любезничал с тобой, Лавиния?

— Ах, братец! — смущенно запротестовала миссис Пенимен.

— Он, кажется, был чрезвычайно нежен с тобой. Я полчаса наблюдал, как вы беседуете; вид у него был самый увлеченный.

— Это не мной он увлечен, — сказала миссис Пенимен, — а Кэтрин. Он говорил о ней.

— Ах, тетя! — тихо воскликнула Кэтрин, не пропустившая ни одного слова.

— Он очень красив, — продолжала ее тетка, — очень умен. Он так… так метко выражается.

— Стало быть, он влюблен в эту царственную особу? — насмешливо поинтересовался доктор.

— Ах, отец! — еще тише воскликнула девушка, благодарившая небо за то, что в карете темно.

— Чего не знаю, того не знаю. Но он восхищался ее платьем.

"Только платьем?" — могла бы подумать Кэтрин. Но даже скрытая темнотой, она этого не подумала. Теткино сообщение не разочаровало, а осчастливило ее.

— Вот видишь, — сказал отец, — он думает, что у тебя восемьдесят тысяч годового дохода.

— Уверена, что он вовсе об этом не думает, — возразила миссис Пенимен. — Он слишком благороден.

— Мало у кого хватает благородства не думать о таких вещах!

— У него хватает! — вырвалось у Кэтрин.

— Я полагал, ты спишь, — заметил доктор, а про себя добавил: "Час настал. Лавиния сочиняет для племянницы роман. И не стыдно ей так насмехаться над Кэтрин!"

— Как же зовут этого джентльмена? — спросил он.

— Я не расслышала, как его зовут, и не хотела переспрашивать. Он сам попросил, чтобы его представили мне, — с достоинством сказала миссис Пенимен, — но ты знаешь, как неразборчиво говорит Джефферсон.

Мистера Олмонда звали Джефферсоном.

— Кэтрин, милочка, как зовут этого джентльмена?

В карете воцарилось молчание — только колеса громыхали по мостовой.

— Не знаю, тетя, — тихонько ответила Кэтрин. И, несмотря на всю свою насмешливую проницательность, отец поверил ей.

5

Ответ на свой вопрос он получил через несколько дней — после того как Морис Таунзенд и его кузен нанесли визит в дом на Вашингтонской площади. В коляске по дороге от миссис Олмонд сестра не сказала доктору Слоуперу, что симпатичному молодому человеку, чье имя было ей не известно, она намекнула, что ей и ее племяннице будет приятно видеть его у себя; но когда около пяти часов в воскресенье оба джентльмена появились на пороге, миссис Пенимен очень обрадовалась, даже почувствовала себя польщенной.