|
И он погнал коня в сторону Васильева луга. На Васильевом лугу было такое столпотворение, что Андрей сразу же усомнился в возможности отыскать Афоню. Крики людей, звон оружия, плач женщин и детей оглушили его. Растерянно оглядываясь по сторонам, Андрей медленно продвигался вдоль берега Москвы-реки. - Андрюша, друг мой любезный, кого это ты высматриваешь по сторонам? - Афоня крепко держал Андреева коня за стремя. - Тебя ищу. - Хорошо же ты ищешь: далеко смотришь - да ничего не видишь. А мы тебя уже давно приметили. Только тут Андрей заметил приветливо улыбавшегося ему Петра Никоныча, Ульяну да уцепившегося за материнскую юбку двухлетнего Якимку. Ульяна за годы замужества сильно изменилась. Она и раньше была недурна собой, но красота её была неприметной, какой-то робкой. Девушкой Ульяна часто смущалась, краснела - может быть, потому Андрей и не находил в ней ничего особенного. Только сейчас он заметил, что жена Афони очень красива. Положив левую руку на Якимкину голову, а правую на слегка выпиравший живот - к весне ожидалось прибавление семейства, - она пристально всматривалась в лицо Афони, как будто стремилась как можно лучше запомнить его. И вновь в сердце Андрея острой занозой зашевелились воспоминания о Марфуше. Где-то она сейчас? Помнит ли о нём? Не может быть, чтобы не помнила! - Хотелось бы и мне пойти в поход на татар. Рубил бы их направо и налево, пока не дошёл бы до самого Крыма и не отыскал бы там Марфуши! - Чудак ты, Андрей! Неужто до сих пор не забыл её? - Не забыл и вряд ли забуду. - Да ты, брат, оказывается, однолюб! Плохо придётся тебе. - А ты разве не однолюб? Может, тебе многие бабы нравятся? - Ульяна лукаво улыбалась. Она говорила так вовсе не из ревности, просто ей захотелось ещё раз услышать от мужа ласковое слово. Серые глаза Афони под густыми нависшими бровями затеплились нежностью. - Кроме тебя, Ульяша, никто мне не мил. Умереть придётся, так ты знай: умру с мыслью о тебе. Ульяна обхватила мужа за шею. - Глупый ты мой, к чему смертушку помянул? - Прости, что неосторожным словом потревожил тебя напрасно. Никак тебе нельзя сейчас волноваться. Смертушку же я помянул просто так: когда-нибудь все помрём. - И, обратившись к Андрею, перевёл разговор на другое: - А ты почему в поход на татар не идёшь? - Тучковы снарядили меня в своё поместье Дебала, велели привести в Москву посошных людей. Афоня взял Андрея за руку, отвёл в сторону, горячо зашептал: - Будешь в Ростове, передай мой поклон матушке, братьям и сестрице. Скажи: горячо их люблю всем сердцем. Случится что со мной, позаботься о них, Андрей, слёзно тебя прошу! - О том не думай, Афоня. Всё, что нужно, исполню. Хочешь, крест поцелую? - И без крестного целования верю тебе, друже. Тоска меня нынче донимает, всё о смерти думаю. К чему бы это? Раньше сколько бы на татар ни ходил, ничего не боялся, оттого, наверно, и цел-невредим остался. А нынче тоскливо стало… Андрей обнял друга. - Это оттого, Афоня, что жена у тебя, дети. Крепко привязали они тебя к жизни. Раньше их не было, вот ты и не думал о смерти. Вдалеке зарокотал воеводский набат, завыли сурны. Афоня крепко прижал к себе Андрея. - Как славно, что ты пришёл проводить меня! Теперь я спокоен: случись что, моим близким есть на кого опереться. - Афоня, а с кем из воевод ты пойдёшь? - Мне, Андрюша, здорово повезло. Поведёт нас в бой Иван Овчина, с ним воевать не скучно. А вон и он сам, лёгок на помине… Из ворот Кремля показалась группа нарядно одетых всадников. Андрею не раз приходилось видеть Ивана Овчину в доме Тучковых, поэтому он без труда признал его во всаднике, ехавшем на белом коне впереди всех. Ветер растрепал светлые волосы воеводы, мужественное открытое лицо улыбалось, и при виде этой улыбки у многих воинов отлегла от сердца гнетущая тяжесть, зародилась вера в успех предстоящего дела. Всадники пересекли площадь и остановились на возвышении, откуда хорошо просматривался Васильев луг. |
