|
Ныне Бог смилостивился наконец над ним, дал ему долгожданного наследника престола. Радость в сердце огромная, безграничная! Но может ли он хотя бы на один день отложить в сторону обычные свои заботы? Он и раньше не сидел сложа руки, много трудился над расширением пределов принадлежавших ему владений, целеустремлённо продолжал начатое отцом и добился многого. Не ему ли премудрый старец Филофей, инок Елизарова монастыря, писал в своём послании: все христианские царства сошлись в твоё единое царство, два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не быть. Вон как высоко вознеслась при нём, Василии, Москва! Теперь он будет ещё прилежнее в своих устремлениях. Сын должен получить в наследство сильную державу. Да не склонится голова его ни перед кем! Отныне Василий Иванович будет ещё строже к нерадивым слугам, плохо исполняющим великокняжеские дела. - Вернувшись из похода на Казань, возликовали мы сердцем, узнав о великой радости, постигшей нашего славного государя и всех нас. Да пошлёт Господь Бог здравия сыну твоему! - торжественно прозвучал в палате скрипучий голос Михаила Львовича Глинского. - Благодарствую на добром слове, - спокойно ответил Василий Иванович и сразу же перешёл к делу: - Хотел бы я знать, с чем вернулись вы из Казани. В палате установилась чуткая тишина. Все ждали от Михаила Львовича продолжения успешно начатого разговора с великим князем. Тот, однако, молчал, искоса поглядывая на Ивана Фёдоровича. Бельский хоть и не смотрел в сторону соседа, чувствовал на себе его взгляд и всё больше распалялся гневом. «Молчишь, старая лиса! Перед воротами казанской крепости ты ни за что не хотел уступить мне право первому войти в город, а теперь вон какой тороватый! Боишься, как бы вновь не угодить в темницу?» - Что ж вы молчите? Али нечего вам поведать своему государю? Иван Фёдорович понимал: игра в молчанку не в его пользу. Он приосанился, с достоинством глянул на государя и заговорил, стараясь казаться как можно спокойнее: - Великий государь Василий Иванович! Успешно воевали мы с казанцами, разгромили их острог, сооружённый на реке Булаке, недалеко от Казани, побили много татар, черемис, ногаев и астраханцев. Дали казанцы великую клятву никогда не изменять тебе, славному государю, не брать себе царя иначе как из твоих рук. - А Казань? Почему вы не взяли крепость, когда она осталась беззащитной? Всем стало ясно: государь хорошо осведомлён о казанском деле. - Что ж ты умолк, Иван Фёдорович? - Когда казанцы покинули крепость, я намеревался немедля устремиться в город, однако Михаил Львович Глинский стал возражать, говоря, что он должен первым въехать в Казань, с чем я не мог согласиться. - Так вы затеяли спор о местах вместо того, чтобы делать государево дело - добывать крепость? Выходит, вы своё место ставите выше места великого князя! Вы презрели моё дело! - Голос Василия Ивановича набатом громыхал по палате. - Доколе будет продолжаться ваше нерадение? Когда мои спесивые воеводы станут выполнять волю государя неукоснительно, доводить задуманное дело до конца? - В том, государь, вина не моя, а Михаила Львовича Глинского! Василий Иванович несколько мгновений презрительно рассматривал Бельского. - Шесть лет назад я посылал тебя, Иван Фёдорович, на Казань. Когда загорелась крепостная стена, ты не только не сдвинулся с места, чтобы овладеть городом, но позволил казанцам беспрепятственно воздвигнуть новую стену. Кто виноват в этом? Может, и тогда тебе помешал Михаил Львович? Так его в те поры не было под Казанью! Почему ты рукой не пошевелил, когда татары лишились возможности палить из пушек? Сколько казны ты получил от казанцев за своё нерадение? Бельский вздрогнул как от пощёчины. Рыхлое лицо его стало землистым. - То на меня поклёп, государь! Всю жизнь, не щадя крови своей, верой и правдой служил я тебе… - Плохо служил! Ступай, смерд, ты мне не надобен больше! Гробовая тишина установилась в палате, когда опальный воевода покинул её. |
