Когда девушки прекратили пение и стали попарно целоваться, Иван, лихо свистнув, выметнулся на коне на середину поляны. Перепуганные кумушки бросились врассыпную, но, признав всадника, весело затараторили:
- Гля-кось, Яр-Хмель заявился!
- Да ныне он не один, с ним ещё какой-то молодец!
- Давненько ты, Яр-Хмель, к нам не наведывался. - К Ивану приблизилась стройная большеглазая девушка с длинной косой, перекинутой через плечо. - Мы уж думали-гадали, совсем нас забыл.
- Да разве забудешь таких красуль? Лучше вас во всем белом свете нет, вот ей-ей!
Кумушкам пришлась по душе похвала молодого воеводы.
- А не сыграть ли нам в горелки?
- Как не сыграть! Сыграем…
Укромная лесная поляна, охраняемая забытым и не почитаемым почти Перуном, наполнилась весёлым смехом, шумом, беготнёй.
- Приметил ли себе красулю? - пробегая мимо Василия, тихо спросил Иван.
Княжичу пришлась по душе девушка, которая первая обратилась к его другу. Движения у неё плавные, неторопливые, так что казалось, будто белая лебёдушка скользит по поверхности озера, наполненного зелёной травой. А дивный грудной голос, звучавший то в одном, то в другом конце поляны, вызывал в душе какое-то особое приятное волнение.
Внимание княжича не осталось незамеченным. Когда ему случалось быть недалеко от обладательницы пленительного голоса, он чувствовал на себе её изучающий взгляд.
Между тем на поляне становилось всё темнее. Вечерняя заря, похожая на янтарные соты, догорала за деревьями. Как-то незаметно прекратилась игра. Где-то за кустами зазвучала задушевная девичья песня.
Василий растерянно осмотрелся по сторонам: Иван бесследно исчез.
- Ты никак кого-то ищешь, добрый молодец? Княжич вздрогнул, заслышав взволновавший его голос.
Большеглазая девушка смотрела лукаво, но руки, теребившие пышную косу, выдавали её волнение.
- Да, ищу, - неожиданно для самого себя смело ответил Василий.
- Кого же?
- Тебя!
Девушка стояла совсем близко, поэтому вечерние сумерки не могли скрыть, как малиновым цветом зарделись её щёки.
- Как тебя звать?
- Любашей кличут.
Волосы девушки пахли цветами. Этот запах одурманивал, пьянил. Горячей рукой Василий коснулся руки, теребившей косу. Любаша не отстранилась.
Ах, какие короткие ночи бывают в конце июня! Едва вечерняя заря ушла на покой, а уж утренняя заря занялась над лесом, в клочья разрывая задремавший на полянах туман. Василий лежал поверх вороха свежескошенной травы. Всё тело болело от дикой скачки, от резвых игр.
- Жив ли, друже? - послышался весёлый голос.
- Жив пока. - Василий приподнялся.
- Пора нам в Москву возвращаться.
Из кустов, едва различимых в тумане, показался сначала сам Иван, а затем две лошадиные головы. Василий Тучков с трудом забрался на своего жеребца и оглянулся. Любаша провожала его грустным взглядом. Он махнул ей рукой, тронул коня. Прохладный утренний воздух легко и свободно вливался в грудь. Вокруг становилось всё светлее и светлее.
Всадники спешились во дворе Оболенских. Иван сбросил рубаху и, вытащив из колодца бадью воды, опрокинул на голову. Василий зябко поёжился.
- Замёрз, Васюшка? Сейчас тебе жарко станет! - Сильными руками Иван обхватил друга, легко оторвал от земли. Мелкие капли, запутавшиеся в усах и кучерявой бородке, переливались на солнце всеми цветами радуги. - Хочешь помериться силушкой?
- Упаси меня Бог бороться с тобой! Да разве кто тебя одолеет?
Иван весело рассмеялся.
- Видать, ясеневские девки все силы у тебя отняли.