— Расскажи кому-нибудь другому, — ответил Гаспар, и тогда Элой наконец понял, что он не уступит, к каким хитростям ни прибегай.
На восьмой день Косме вызвал Гаспара и попросил у него список грехов.
— Он пока не готов, — извинился Гаспар. — Их столько…
— Не пытайся меня провести, Гаспар, не пытайся меня провести, — жалостно запричитал приор.
— Нет, Косме, я вовсе не пытаюсь тебя провести, это меня самого провели. Как бы мне хотелось, чтобы их высокопреосвященства не доставили мне столько неприятностей.
— Но, Гаспар, неужели Господь не живет в тебе самом? Неужели ты не чувствуешь Его присутствия?
На этот раз у брата Гаспара не хватило мужества солгать.
— Нет, возлюбленный отец мой, по правде говоря, нет.
Косме задумался, ласково улыбнулся Гаспару и предложил помолиться вместе в часовне, куда они и пошли, и преклонили колена перед распятым Иисусом.
— Ты молишься? — вскоре спросил Косме Гаспара.
— Нет. Только скучаю.
— Почему?
— Тошно мне.
— Почему?
— Не могу я, не могу… Молюсь, но как робот.
— Почему?
— Я молюсь, но не слышу ответа.
— Вглядись хорошенько в Его лицо, — сказал приор, сострадательным взглядом указывая на распятого Христа. — Вглядись хорошенько в нашего Христа, мертвого и покинутого. Чудо Божие именно в том и состоит, что Он был и остается распятым. Также и Иисус на одно мгновение в предсмертных муках почувствовал свою покинутость, отчаяние и смерть Бога. «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» — воскликнул Он. Вглядись в Его лицо, Гаспар, вглядись хорошенько: на нем следы Его крови, Его слез и наших плевков.
Брат Гаспар не смог сдержать слезы.
— Плачь, Гаспар, плачь, — сказал Косме и, когда последние всхлипывания затихли, продолжал: — По какой-то причине, мне не ведомой, ты — монах, который дразнит беса. Прими это как есть, ибо всякая мука и всякое испытание когда-нибудь да кончаются, но вознаграждение Божие вечно. А теперь повторяй за мной: «Да не устрашусь пройти долиною смертной тени».
Гаспар повторил.
— «Ибо Бог взирает с небес на сынов человеческих, чтобы увидеть, есть ли среди них хоть один благоразумный, взыскующий Бога».
Гаспар повторил.
— «Надели меня зрением и не дай уснуть смертным сном».
Гаспар повторил.
— «Брат Гаспар — дурак, каких мало».
— Что?
— Повторяй за мной: «Брат Гаспар — дурак, каких мало, и его неумеренная гордыня, окружившая его призрачными видениями, единственная причина его горестей».
Гаспар повторил.
— Уже лучше? — спросил приор.
Брат Гаспар, как бы нехотя, кивнул.
— Да?
— Да, — подтвердил Гаспар, хотя и чувствовал себя так же плохо, если не хуже, чем вначале, что не ускользнуло от внимания Косме, который продолжал настаивать:
— Повторяй за мной: «Воззри на мои печали и избавь меня от них, ибо я не забыл Твой закон».
— Еще раз?
— Дурачина! Если крест не причиняет боли, это не крест! Почему ты не ищешь воли Божией?
— Божьей воли не существует, — ответил Гаспар.
— У Бога столько воли, сколько ты в Него вкладываешь, Гаспар. На самом деле Бог действует волею тех, кто Его любит, волею кротких, волею чистых сердцем. Бог есть воля и только воля. Та, что существует, когда наша, эгоистичная, низменная и корыстная, идет на убыль. Когда мы становимся воплощением любви Божественной. |