Рита осторожно подошла и опустилась перед нею на корточки. Медленно протянула для обнюхивания руку, уповая в душе в основном на бдевшего поблизости Чейза: «Подстрахуешь, милый, если вдруг что?..» Сука была очень большая, очень быстрая в движениях и весьма, весьма боеспособная. Порвёт, пискнуть не успеешь. Она смотрела на Риту человеческими глазами, полными такого страдания, что у молодой женщины перехватило горло. Забыв про всякую осторожность, она подалась вперёд, обняла собаку и стала гладить корноухую голову, перепачканную кое-где кровью.

    – Всё будет хорошо, маленькая. Он поправится. Всё будет хорошо…

    Сука вскинула морду к тёмному небу и не залаяла, не завыла – попросту закричала…

    – Малый ход. – Евтюхов прищурился, проглотил слюну, и в голосе отставного юродивого прорезался металл. – Малый ход, говорю! А теперь, Хаим Батькович, давай-ка левее. Вот так, вот и молодец. Ну, кажись, проехали. Большая была, гадина, огурцом. Трижды едри её неловко.

    Дело происходило в просторном, нафаршированном всякой электроникой дизельном джипе, который Шихман не поленился и не поскупился припереть с собой в самолёте. На нём-то светило мировой науки и рулило сейчас по всё менее пробочным и напряжённым городским магистралям. Да не один, а в компании Звягинцева, Виринеи и сантехника Евтюхова, который обитал теперь у Льва Поликарповича на кухне. А что? Во-первых, не с туалетчиками какими и ментами – с профессорами да академиками. Во-вторых, бухалова хоть залейся, притом не палёного, в стиральной машине мешаного, а шотландского, выдержанного… Кабздох терьерчик опять же, такой общительный, ласковый, выгуливать его не обязанность, а одно сплошное удовольствие. Евтюхова, в свою очередь, никто не обижал и с плацкарты не гнал, потому как был он уникум, для физической науки весьма полезный. Шутка ли сказать – непосредственно видит хрональные поля! Хоть и в полупьяном состоянии, но видит же! Виртуоз, живой детектор! Может, поэтому все вокруг него и живы ещё…

    «Ландкрюзер-80» цвета перьев чёрного петуха мягко рыкнул дизелем, без большой натуги одолевая двадцатисантиметровый поребрик, и, нагло въехав мимо сторожки прямо на больничную территорию, встал. По странному стечению обстоятельств, в воротах сегодня дежурил непосредственный подчинённый майора Собакина. Он был в курсе. Между тем посетители прибыли по душу брата Хайратского царя, к которому Шихман, Звягинцев и Виринея имели жгучий научный интерес, а Евтюхов – самые лучшие, можно сказать, братские чувства. Как же, не выдал, помог, не оставил на расправу хомяковским быкам.

    Во дворе бывшей Куйбышевской больницы слышался раскатистый весёлый смех, хриплые гортанные возгласы и задорное, отрывистое пение. Четверо «красноголовых» выводили из ярко-оранжевого автобуса пожилого ронина – бродячего самурая. Рядом с самураем шагал гэнин, то бишь ниндзя нижнего звена из клана Кого. Ни тот ни другой не сопротивлялись.

    – С чем же сравнить

    Тело твое, человек,

    Призрачна жизнь,

    Словно роса на траве,

    Словно мерцанье зарниц… -

    напевали они хором для полного удовольствия знатоков японского языка и поэзии.

    При этом последователь кодекса Бусидо совершенно не обращал внимания на тот печальный факт, что бесценный фамильный меч-катану, до коего дотрагиваться позволялось только друзьям, только с его хозяйского разрешения и не иначе как через кусок шёлка, тащил под мышкой небритый сержант в милицейском полушубке, а одетый в черный «синоби-седзоку» – классический, как из фильма, маскировочный костюм ниндзя – ночной оборотень-убийца дружески обнимал его за плечо, явно не памятуя, что при иных обстоятельствах попутчик обрёк бы его на медленную, бесконечно мучительную смерть…

    Скоро песня затихла в глубинах приёмного покоя, а Шихман со Звягинцевым направились в справочное.