Гринберг только домедитировался до горячего кофе и дополнительной куртки для Виринеи, когда та наклонилась к Жене Корнецкой и тихо спросила:

    – Ты чувствуешь?

    Атахш, безмятежно дремавшая клубком на снегу, поднялась, понюхала воздух и завыла. Это был не просто вой. Это была Песнь Зова. Будущая мать великого племени созывала убогих и сирых детей своего рода: «Придите, придите все, ибо вы Мне нужны…»

    Женя Корнецкая содрогнулась всем телом и вытащила из кармана аккуратно свёрнутый кусок чёрного шёлка.

    «Дедушка… Слышишь меня?»

    «Слышу, дитя моё, – прошелестел бесплотный голос в мозгу. – Я с тобой».

    За углами домов, посреди кустов парка начали шевелиться маленькие тени. Вой Атахш привлёк бродячих собак, которым служила пристанищем аномальная зона. Они покидали тёплые лёжки, спеша на зов королевы. Кругом «Гипертеха» начало стягиваться кольцо.

    Женя крепко зажмурилась, и Виринея затянула узел у неё на затылке.

    Утрата внешнего зрения произвела неожиданный эффект. Руины сгоревшего института предстали прозрачным каркасом из слабо светившегося хрусталя. В сквозных полостях и проломах плавал серый туман. Разрежённая протоплазма клубилась, вспыхивала, жила, пульсировала толстыми ложноножками хрональных каналов, тянулась тысячами нитей наружу. Каждая нить была щупальцем медузы, способным нанести смертельный ожог. Сейчас эти щупальца мало-помалу втягивались, отступая к общему центру – плотному, округлому образованию на седьмом этаже. Там в недрах жемчужного тумана просвечивало ядро. Правильный шар с оранжевыми всполохами изнутри…

    Округлый центр, понемногу меняясь, начинал приобретать грибообразные обводы. Если позволить верхней части окончательно сформироваться и отделиться, человечеству наступит хана. Деление раковых клеток будет уже не остановить.

    – Иван Степанович, – сказала Женя и не глядя протянула руку Скудину. – Нам надо на седьмой этаж.

    Двигались вперёд не спеша, следуя за отливом отступающей дымки. Земля, по которой они ступали, уже не была нормальной землёй. Когда подошли к внутреннему периметру, Женю взяла за руку седенькая Наташа.

    – Пойдём, ножками топ-топ, – ласково приговаривала блаженная. – Топ-топ… Вот так, хорошая…

    На сей раз это не был «копперфильдовский» полёт, которому в своё время мальчишески радовался Юркан. Происходившее скорее напоминало «прыжок веры» из фильма про Индиану Джонса и затерянный храм. Женя, Наташа, а за ними все остальные просто вступили на невидимый мостик и, слегка увязая в прозрачной тверди, перешли американскую стену прямо по воздуху.

    – Остаточные явления… – пробормотал Лев Поликарпович, оставленный наблюдать с крыши сортира. Веню и Алика, невзирая на их яростные протесты, оставили с ним. Теперь Веня не отрывался от глазка видеокамеры, Алик же – от узконаправленного микрофона. Звягинцев прижимал к глазам маленький бинокль.

    Не требовалось обладать сверхчувственным восприятием, чтобы заметить, как менялась разноцветная аура, кутавшая верхнюю часть разрушенного института. Её краски словно бы выцветали, отступая внутрь, в глубину, светящийся шлейф уплотнялся, становился компактней.