Тайна печатей – 2

И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч».

Откровение святого Иоанна Богослова,

6:3,4

Предисловие

Перед глазами Данила – тот, месяц назад. Яркий солнечный день. Он сидит на проезжей части, на пересечении 13-й улицы и 2-й авеню Манхеттена. Башни нью-йоркских небоскребов разрезают небо. Люди останавливаются по обе стороны улицы. Данила склонился над телом молодой красивой женщины и плачет. Машины аккуратно объезжают место трагедии. Он держит в руках ее голову и повторяет:

«Какая же ты… Господи, какая же ты…» Его голос теряется в городском шуме.

Я не думаю, что Ад на самом деле существует. Но иногда мне все-таки кажется, что есть и такие души, которым до их земного воплощения довелось побывать во Тьме. Они словно прокляты. Будто бессмертный Каин – изгнанник и скиталец, они вечно гонимы по этой земле подсознательной памятью о каком-то прежнем своем преступлении.

2 июня 1740 года одна такая душа нашла себя в мальчике по имени Донасьен-Альфонс-Франсуа. Он родился в одной из богатейших семей дореволюционной Франции и был единственным наследником графского титула своего отца. Впрочем, в историю Донасьен-Альфонс-Франсуа вошел маркизом. Маркизом де Садом.

Маркиз де Сад известен как извращенец и как писатель. Его чудовищные произведения буквально нафаршированы тошнотворными сценами насилия, жестокости и мириадами преступлений. Двести лет они находились под строжайшим запретом. И только теперь вернулись из небытия. Но не как литература, а как феномен…

Что же такое – феномен маркиза де Сада? Маркиз де Сад представляется нам почти демоническим существом, героем преисподней, оракулом дикой, необузданной, животной страсти. Он всю жизнь проповедовал две вещи – разврат и насилие. Де Сад утверждал, что его невозможно подчинить чужой воле, что он сам – истинный носитель власти.

Рассказывают, что однажды, когда де Сада в очередной раз заключали под стражу, кто-то из служителей закона едко заметил: «Вот и кончилась ваша „неограниченная власть, господин маркиз!». Сад рассмеялся. «Ничуть не бывало! – ответил он. – Это же я заставил вас посадить меня в тюрьму! Я вас заставил! Я!»

«Желание», «мое желание» вот что такое жизнь Сада. Морис Бланшо говорит, что свобода для Сада – это «возможность подчинить каждого своим желаниям». «Кто допускает ценность другой личности, – объясняет философию де Сада Жорж Батай, – непременно себя ограничивает». Но именно ограничения Сад не мог и не хотел принять.

Унизить другого, растоптать его, лишить последних признаков человечности – вот что было для Сада величайшим из удовольствий, делом чести, единственной и болезненной страстью. Он сделал зло – поэтичным, извращение – утонченно красивым, патологию – царственным, довлеющим абсолютом. Правда есть одно «но»…

Все эти «злодеяния» – лишь плод воспаленного воображения Сада, игра его фантазии, старания изысканного, извращенного, патологического ума. Это сумасшествие человека, всю жизнь бредившего театром, уличным представлением, балаганом. Его книги – пьесы. Он сам – гениальный актер, самозабвенно разыгрывающий свою роль.

В действительности, на счету у Сада лишь несколько отшлепанных метлою служанок. Да пресловутые «анисовые конфеты», которые вызывали у проституток вспучивание живота. И кстати, за все это «великолепие» Сад заплатил двумя смертными приговорами, двадцатью семью годами заключения, лечебницами и смертью в богадельне.