|
– Да, – отвечает он.
С минуту молчим. Я вытаскиваю рукопись из щели и прячу в сумку. Но Петр не начинает со своего «что слышно». Наша беседа принимает сегодня несколько иной характер, я чувствую это, когда звучит первая фраза:
– Ты не написал, в каком платье была Элька.
– Когда?
– Над Стрижей.
– Конечно, в красном.
– Это нужно отметить.
– В том самом, в котором была на аэродроме.
– Ну хорошо. А что с оружием, которое прятал Вайзер? На следствии говорили, что нашли только взрывчатку. А об оружии ни слова!
– Они не нашли ничего, кроме тротила и детонаторов. Должно быть, Вайзер перепрятал все еще до того, как мы пошли на завод искать его. Помнишь – проход в стене, через который ходили в его тайник, был заложен.
– Помню.
– Вот именно. Он все предвидел и точно рассчитал, согласен?
– Теперь о других деталях. М-ский получился как в жизни, очень похож. Но только он наверняка не допускал ошибок в природоведении. Он никогда не ошибался в названии растения, насекомого, бабочки или в классификации, а ты…
– А разве это была не арника горная?
– Конечно, это была Arnica montana, цветок горной арники, которую еще называют арникой обыкновенной. Но ты написал, что М-ский отнес ее к подсемейству Liguliflorae, или хоботкоцветных. А М-ский не ошибался в классификации никогда. К этому подсемейству принадлежит, например, Scorzonera hispanica или Taraxacum officinale, но…
– Господи, а это что такое?
– Scorzonera hispanica? Козелец испанский. A Taraxacum officinale – дикий цикорий, или просто одуванчик. Вот они относятся к подсемейству Liguliflorae, но никак не Arnica montana!!!
– С ума сойти, откуда ты знаешь эти названия? М-ский этому не учил.
– Arnica montana принадлежит к подсемейству трубкоцветных, по латыни Tubuliflorae, к тому же, что, скажем, и Achillea millefolium, то есть тысячелистник обыкновенный.
– Разве это так уж важно?
– Если ты писал об М-ском – очень важно. Но у меня есть еще кое-что: Хорст Меллер. Ты узнал, кто он такой?
– Помилуй, кого это сейчас волнует, кем был какой-то Хорст Меллер?
– Согласен, но ты иногда увлекаешься какой-нибудь маловажной подробностью, а главное действие тормозится. С муравьями ты переборщил. Муравьи никого не трогают. Или вот запах из колбасной за магазином Пирсона. Разве это не перебор?
– Думаю, нет. Если ты придираешься к подсемейству Arnica montana, то муравьи и колбасная не менее важны.
– Сейчас мы договоримся до того, что все важно.
– Чтоб ты знал: или ничего, или все.
– Тогда почему не написал, что я всегда боялся темноты? Коридоров и неосвещенных подвалов? Даже на Стриже я не вошел в этот проклятый туннель. Ждал их и считал, но не заглядывал внутрь. Почему ты об этом не написал?
– Ты ведь был с другой стороны, как же я мог об этом написать?
– Разве ты не видел мой силуэт?
– Нет. Видел спину Эльки, как она шла в том направлении, больше ничего.
– И еще, зачем ты придумал какого-то директора? В восьмилетке тогда были заведующие.
– Да, но потом, когда тебя уже не было, их переименовали в директоров.
– Ну и что?
– Если ты считаешь, что это важно, я переделаю его обратно в заведующего. Надеюсь, он не рассердится, все равно давно уж на пенсии.
– Кроме этого, все так, как было.
– И больше ничего мне не скажешь?
– А чего ты ждешь? Я прочитал и говорю о том, что заметил. |