Некоторые из них не более чем просеки, проложенные в диких могучих лесах горного массива Эйфель для борьбы с лесными пожарами. Даже когда Рур отказал в приюте охотникам, туристам и отдыхающим, здесь все еще можно было затеряться в густых зарослях на склонах гор, где путь приходилось прокладывать пилой и топором. Именно здесь 1-я армия США в первый раз встретилась лицом к лицу с немцами, которые сражались на своей земле. Американцев отправляли в непроходимый, нашпигованный минами лес, как зерна кофе в кофейную мельницу. Танки не могли проскочить между деревьями, и пехоте только и оставалось, что зарыться как можно глубже в землю, вслушиваясь в близкую орудийную канонаду и вой артиллерийских снарядов. Снаряды срубали ветви, калечили вековых великанов, так что даже в наши дни стальные зазубрины в стволах ломают зубья мотопилы.
— Зловещее, черт побери, местечко, — заметил Шлегель. Он вытащил сигары, но передумал и снова убрал их в карман.
— Вон они идут, — сказал я.
Их было двое: жалкие на вид бродяги, перебирающиеся с места на место, голосуя на дороге, заросшие бородой, уставшие и упавшие духом. Даже удивительно, что у них хватало сил таскать гигантские рюкзаки и свертки с постельными принадлежностями, которые были приторочены у них за спиной. Полицейский все же не надел на них наручники, вероятно, решив, что они не смогут дать деру из-за тяжести своей ноши. Теперь полицейский отступил от них в сторону и отошел.
Полиция нашла двенадцать детонаторов, два пулемета «стэн» и карты, включая карту воздушной базы ВВС США и Люфтваффе в Рамштейне, запрятанные среди туристского снаряжения. Тот, что был повыше, оглянулся на полицейского, затем перевел взгляд на Шлегеля.
— Я требую адвоката! Я в двенадцатый раз прошу предоставить адвоката. Я знаю свои права! — Даже профессор Хиггинс затруднился бы определить по его акценту, откуда он родом: на первый взгляд — Бирмингем, Англия; с другой стороны, подумав, — Бруклин, Нью-Йорк и еще что-то от говорка Голливуда, Калифорния.
— Ты, значит, умеешь считать? — выдвинул вперед подбородок Шлегель. Он не смотрел на них. Он, казалось, не замечал дождя, который быстро превращал карты в его руках в мокрую мягкую бесформенную массу.
Шлегель передал карты мне. Их было с полдюжины: маленькие практичные ксерокопии пригородов Бонна, центра Бонна — некоторые наиболее важные здания дополнительно отмечены мягким карандашом — и карта района, где мы находились, на которой жуткими каракулями изображены тропинки, пересекающие границу.
Не сказав мне ни слова, Шлегель протянул руку к картам, и я отдал их ему.
— Ага, я умею считать, янки, — сказал бродяжка. Шлегель все еще ни разу не взглянул на него. Парень посмотрел вверх, на небо, как будто искал там хоть клочок спокойной голубизны, подающий надежду, что скоро развиднеется. Но разорвавшиеся на миг черные тучи приоткрыли вход в царство Зевса и его огненных стрел.
Большими пальцами обеих рук парень попытался ослабить тяжесть, давившую ему на плечи, встряхнулся.
— И тебе лучше бы усвоить это сразу, янки. Потому что ты скоро увидишь, что я действительно умею считать. — У них обоих были краснозвездные значки, приколотые к беретам а ля Че Гевара, в каких его изображают на плакатах.
Шлегель поднял глаза сначала на него, затем на его молчаливого спутника, который был на несколько дюймов меньше ростом, и груз у него за плечами был значительно меньше.
— У меня мало времени, — доверительным тоном поведал Шлегель, как будто парнишка пригласил его на чай и сэндвичи с огурцами. — Так что быстренько расскажи мне, где вы взяли карты, «стэновские» пулеметы и детонаторы, и тогда я смогу наконец перекусить и вернуться к себе в контору.
— Чтоб ты сдох, янки. |