У дверей действительно стоял военный в форме лейтенанта ОГПУ.

— Катерина Остаповна Гапоненко, — не то спросил, не то подтвердил он. — Вам придется проехать со мной.

— Что взять с собой? — растерянно спросила она. Лейтенант удивленно воззрился на нее, а потом в его взгляде мелькнуло понимание.

— Ничего не надо брать.

— Евдокия Петровна, — обернулась Катерина к домработнице, которая собралась было уже уходить. — Мне придется уйти.

— Ради Бога, голубушка, — тотчас отозвалась она. — Я побуду с детьми столько, сколько нужно.

— Это ведь ненадолго? — Катерина вгляделась в равнодушные, неподвижные глаза лейтенанта.

— Ненадолго, — кивнул он.

Она спускалась по лестнице и думала: "Вот оно, то, чего боялся отец. В чем-то Дмитрий провинился. Сделал что-то нехорошее!" О себе она не думала: перед советской властью совесть Катерины была чиста.

Во дворе их ждал закрытый черный автомобиль, к которому лейтенант и отправился, чтобы предупредительно открыть перед нею дверцу. Он будто хотел показать, что если "огэпэушникам" и чужды человеческие чувства, то с культурным обхождением они знакомы.

— Когда вы в последний раз видели своего мужа? — спросил её лейтенант, как только машина тронулась с места.

"Что значит — в последний раз? Или это такая форма допроса?" лихорадочно застучало у неё в голове.

— Ночью… он ушел… Наверное, были дела, — осторожно подбирая слова, проговорила Катерина.

Лейтенант кивнул.

— Я тоже так думаю. Последние дела, что он вел, были связаны с чрезвычайно опасными врагами. Извините, Катерина Остаповна, но как жену военного я должен призвать вас к мужеству. Сейчас вам предстоит неприятная процедура — опознание трупа.

— Трупа? Какого трупа? — вздрогнула она.

— Трупа вашего мужа, его убили двумя выстрелами: в голову и в сердце, — у лейтенанта была своя методика сообщения печальных новостей родственникам убитых: он считал, что если плохое сообщать человеку не спеша, то это лишь продлит его мучения, в то время как неприятность, принятая и переваренная сразу, косит лишь слабаков — мужественные люди быстрее приспосабливаются к обстоятельствам; в том, что жена майора должна быть мужественной, он не сомневался. — Меня настораживает лишь то, что пули — винтовочные. На засаду он нарвался, что ли? Я бы вас не беспокоил личность погибшего не представляет сомнений: мундир, документы — все было при нем. Но таков порядок. Вам надо подписать протокол опознания.

Катерина слушала бесстрастную речь лейтенанта и никак не могла вынырнуть из этого душного, обволакивающего её кошмара — она вспомнила о страхе Дмитрия перед маленькими, душными помещениями; теперь ей и самой захотелось выпрыгнуть на ходу из машины — она вдруг стала задыхаться в этой тесной душной коробке на колесах.

— А когда это случилось? — чтобы хоть как-то стряхнуть с себя этот кошмар, хрипло спросила она.

— Скорей всего, ночью, как вы и говорите, — охотно стал рассказывать он, будто речь шла не о её муже, а о каком-то примере из учебника по криминалистике, — хотя наш врач и патологоанатом сильно расходятся во мнении о времени смерти…

Оказалось, что ему все же присущи какие-то чувства, хотя бы и профессионального интереса.

— Так мы едем сейчас…

— В морг, — отозвался он.

Катерина дрожала. Она отодвинулась к самой дверце, чтобы лейтенант этого не заметил, и только ждала, когда закончится страшная езда.