— Один на один мне было с тобой не сдюжить, извини, — пробормотал он и принялся раздевать мертвеца; одежду на нем самом можно было назвать так с большой натяжкой — бумажная, ни разу не стиранная рвань, она даже к телу не прилегала, а как бы сквозила вокруг него.

Одежда посвященного была не в пример чистой, приятно пахла, так что Аполлон ещё раз обтерся снегом перед тем, как её надеть. Великовата, конечно, но сразу согрела его иззябшее, изможденное тело. Сапоги ему пришлось снимать с другого убитого, с ногой поменьше.

Посланники одеты-обуты были как следует, и запаса продуктов хватило бы месяц продержаться! Аполлон обыскал их добросовестно: в дальнем пути ему все сгодится. У последнего оказался даже компас, а в боковом кармане обнаружился с десяток золотых монет.

Он оттащил трупы в сторону и кое-как присыпал снегом. За ночь так заметет, до весны не отыщутся! Он обернулся к Аралхамаду, погрозил кулаком.

— Ишь, солнцепоклонники, мать вашу!

И пошел по компасу на юг.

В Аралхамаде ещё ни о чем не знали. Наташа давно прекратила всяческие попытки мысленно пробиться хотя бы куда-нибудь за пределы подземного города. Она все чаще тосковала по дочери, вспоминала товарищей по цирку, свой дебют в аттракционе.

Стены подземелья все больше давили на нее. Вчера ей даже показалось, как мужской голос позвал её по имени: "Ольга!" Потом послышалось, что откуда-то донесся мощный гул. Правда, кроме нее, его никто не слыхал. Неужели у неё начались галлюцинации? От этих мыслей она полночи металась по огромной кровати в полусне-полуяви, а под утро вообще проснулась и больше не смогла заснуть.

Вечером, распростившись с Евгением, она вернулась в их общую комнату и полчаса снимала свое маскарадно-выходное платье. Мысленно попросив прощения у хозяина, она снова открыла его гардероб, чтобы облачиться в его майку, которая вполне сносно выглядела в качестве ночной сорочки, и достала тот же японский, халат с драконом на спине.

И вот когда она лежала рано утром без сна, к ней ворвался, едва постучав, взбудораженный Алимгафар. Он выглядел таким несчастным, что Наташа вмиг забыла о том, как порадовалась нахлобучке, устроенной ему Радой. Она видела в нем не молодого гиганта, а подростка-сироту, которого некому было пожалеть.

— Отвернись, — скомандовала она, подметив, несмотря на волнение, сверкнувший в его взгляде интерес, и быстро накинула халат. Набросив на кровать красное в звездах шелковое покрывало, она присела на край и позвала: — Можешь повернуться. Ну, что у нас с тобой случилось? — подмигнула Наташа: мол, помнишь, как мы с тобой в рифмы играли.

— Просто жизнь не получилась, — вздохнув, поддержал он.

— Вот тебе и на? — удивилась она. — Значит, жизнь прошла мимо?

— Не смейся, Олька, — тяжело вздохнул он, — так плохо мне не было никогда в жизни. Веришь, впервые узнал, где у меня сердце.

— Рада…

— Нет, дело не в ней. Умер Батя. Ты его толком не знала. И вряд ли хотела бы знать… Помнишь, он был правой рукой Черного Паши?

— Тот, что взял нас в плен?

— Тот, — вздохнул Алька. — Но потом мы познакомились, и я понял, какой он хороший человек!.. Не улыбайся так снисходительно. Думаешь, раз контрабандист, так непременно дрянь?

— Не знаю. Но, наверное, хорошие люди не стали бы русских людей в рабство продавать.

— Я не задумывался об этом, — признался Алька. — Он относился ко мне, как к родному человеку. Заботился обо мне. У него никогда не было своих детей, вот он как бы усыновил меня. Даже когда нас поймали слуги Арала…

— Разве ты не из-за него попал сюда?

— Можно сказать, из-за него.