Ах, как ей иногда становилось тоскливо, когда пушистый Холичек – белоснежный ласковый кролик, которого она привезла из деревни пару лет назад, – запрыгивал к ней на колени и начинал тыкаться влажным розовым носом в ее ладони!
…Если бы не Томаш, который после звонка Николы вообще ничего не говорил, но лишь продолжал молча присутствовать, шагая рядом с Сабиной по утреннему саду и время от времени брезгливо снимая с одежды легкие осенние паутинки, Божена попыталась бы объяснить все это бабушке. И та поняла бы ее. Может быть, только бабушка и могла бы ее понять – как всегда понимала своего непростого мужа…
Но Томаш не оставлял их наедине, и Божена, чтобы избежать неловкого молчания, в шутку сказала, что надо бы написать письмо городским властям с просьбой перенести окружную дорогу поближе к «Дому Америги» – как все называли его в округе, – а в бывшей конюшне открыть кабачок для утомленных дорогой водителей.
Сабина, тоже в шутку, пожурила Божену за подобную болтовню, но, кажется, почувствовала, почему внучка, прекрасно поняв ее вопрос, ушла от ответа.
Они попили чаю – но не на веранде, давно заколоченной, а в столовой – и стали собираться в мастерскую, вскоре оставив Сабину наедине с тишиной старого уединенного дома.
В обед в мастерскую позвонила Никола. С меньшенькой опять разговаривал Томаш – Божена как раз в это время вышла пройтись по ближайшим магазинам, чтобы проветриться и отвлечься от никак не дающегося ей сегодня эскиза. Вернувшись, она узнала из путаных объяснений мужа – то ли Николу плохо было слышно, то ли Томаш был занят работой и невнимательно ее слушал, – что репетиция закончилась раньше и сестра, кажется, отправилась вместе с друзьями куда-то за город.
«Ну что же, опять не судьба. Увидимся в другой раз», – рассеянно подумала Божена и снова взяла в руки карандаш.
Глава 2
Тучи дымились над Влтавой, над сбившимися к берегу домами. Никола почти летела по мосту, задыхаясь от слез и ветра. Город и дождь плясали перед ее глазами.
Там, в репетиционном зале, скрытые рыдания все заметней сбивали с такта дыхание, мысли ломали рисунок движений. Танцуя, она не могла улыбаться. Она вообще не могла танцевать сегодня!
Ей хотелось к нему, сейчас же, скорее… Но это было невозможно.
Еще вчера Никола кое-как справлялась с собой, но сегодня… Сославшись на нездоровье, она покинула класс.
Дождь лил все сильнее.
Никола бежала к телефонной будке на том берегу. Если нельзя немедленно увидеть его, то хотя бы услышать его голос… Звонок в мастерскую – единственное, что сейчас было возможно.
В их отношениях для нее все было слишком сложно. А для него? В ее присутствии, если они были на людях, Томаш умел быть удивительно невозмутимым! Никола не могла понять природы его спокойствия – холоден ли он к ней или же так тщательно скрывает чувство, охватывающее его всякий раз, когда они остаются наедине. Она списывала все непонятное ей в поведении Томаша на его зрелость и собственную неопытность и оставалась лицом к лицу со своей полудетской влюбленностью, втянутой во взрослую авантюру… Томаш был мужем Божены – старшей и горячо любимой сестры Николы.
…Трубку сняли, и его любезный голос произнес:
– Я вас приветствую.
– Это я. – Никола выдохнула эти слова в трубку, как заклинание.
– Я понял. Ну, придумайте что-нибудь… – Никола услышала, как он вежливо сказал кому-то: «Извините – одну минуту, перекину заказ на завтра», а затем опять ей: – Позвоните мне завтра утром.
– Куда? К тебе домой?
– Да.
Сквозь шум дождя Никола услышала гудки. |