|
Маатхорнефрура приказала покрыть стены многих комнат бледно-пурпурной плиткой, привезенной из Тира Не было лучше цвета, чтобы оттенить бледное золото Ее волос (какими они были раньше); но чем больше я смотрел, тем лучше понимал, что Маатхорнефрура старалась украсить Свой Дворец всем самым замечательным, чем славились земли, расположенные между Фивами и Кадешем, словно для того, чтобы все это могло наглядно свидетельствовать о наиболее выгодных основаниях Ее замужества Поэтому мебель Ее была из синайской меди и ливанской древесины, украшенных малахитом, бирюзой и алебастром, привезенными из этих земель. Какими темными были Ее покои, но и какой силы они были исполнены! Бродя по Дворцу — а многие из Ее покоев пустовали на протяжении нескольких часов, — я тосковал по Дворцу Нефертари, где тоже можно было переходить из одного пустого покоя в другой, но все они выходили в крытые внутренние дворики, были облицованы белым камнем и оживлены светом. Теперь же я пребывал в унынии, оттого что мне придется терять часы моей жизни в этом укреплении, столь мало понимая хеттов. Глядя на проходивших мимо личных слуг Царицы, плотных бородатых мужчин, невзирая на жару, продолжавших носить свои шерстяные одежды, я раздумывал о том, какими мрачными людьми они должны быть. Я ничего не знал ни об их Богах, ни об их чувствах, но на закате, в первый же вечер, который я провел внутри этих Колонн, как и на каждом закате, последовавшем за ним, я заметил, что эти хеттские слуги возносили вечеру долгую, заунывную песню и в их голосах слышались стоны страдания. Хекет, вскоре ставшая там моим лучшим другом, смогла сказать мне, что означали эти слова по-египетски, и их смысл был невесел, чтобы не сказать — совершенно ужасен.
„Кто эти «они»? — спросил я у Хекет. — Хетты поют о египтянах?" „О нет, — ответила она. — «Они» — это хеттские Боги". Конечно, сама Хекет была не хетткой, а сирийкой. Тем не менее эти две страны гораздо ближе друг к другу, чем к Египту, и она многое могла рассказать про Маатхорнефруру, и рассказывала. Она говорила со мной с откровенностью тех, кто вместе служил телу Усермаатра-Сетепенра, так что мне не пришлось долго беседовать с Хекет, чтобы узнать многое. В своем одиночестве я был готов встречаться с ней гораздо чаще, чем в дни моего пребывания в Садах, и вскоре понял, что эта уродливая маленькая царица тоже одинока здесь. Во Дворце у нее не было дома, в котором нужно было поддерживать порядок, ей не приходилось давать советов, выслушивать сплетни или делить с другими маленькими царицами часы посещения пивного дома, но лишь прислуживать Маатхорнефруре. Так что говорили мы часто, и она научила меня лучше понимать хеттов. Как я вскоре узнал, они очень отличались от ассирийцев (я же всегда думал, что они почти одинаковые), но нет, хетты пришли к Кадешу с севера и жили в той стране лишь на протяжении правлений последних четырех или пяти Царей. Тем не менее они многому научились у ассирийцев, стали одеваться, как они, так же, как ливийцы и нубийцы, умевшие подражать египтянам. Только эти хетты, сказала Хекет, были народом более кочевым. Они также учились у выходцев из Митанни и Медеса, вавилонян, и всех прочих, хотя при всем этом более всего походили на ассирийцев. Я представить себе не мог, что они такие странные. Всякий раз, когда на их долю выпадали долгие годы лишений, они принимали решение очистить свои города от злой судьбы. В установленный для очищения срок женщины не могли бранить своих детей, а хозяева наказывать своих слуг, запрещались любые судебные разбирательства. На пересечении дорог разводили огромные костры из кедра, а по ночам пели молитвы. Они также исправляли все повреждения и причиненные временем разрушения в храмах. Я узнал, что восстановлению святынь придавалось большое значение, поскольку они считали, что прогнившие балки в их старых зданиях свидетельствуют об ослаблении связей между Богами и людьми. |
