Рука опять вышла из-под контроля. Работала сама собой!
Из моей глотки вырвался крик:
— НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!
Дверь спальни распахнулась. На пороге показались папа с мамой — в пижамах, с взъерошенными волосами, сонные.
— Дилан, что случилось? — воскликнули они в один голос.
Папа схватил со стола рисунок. Родители с ужасом уставились на него.
На моей шее была нарисована петля. Мой язык высунулся изо рта, а глаза вылезли из орбит.
— Зачем ты рисуешь такую гадость? — строго спросил папа. — И вообще, что это тебе вздумалось рисовать среди ночи?
— Я… я не знаю, — ответил я.
— Зачем ты это нарисовал? — спросила мама. — Дилан, может, тебя что-то тревожит? Может, ты хочешь нам о чем-то рассказать?
— Я… я не знаю, — повторил я.
Весь остаток недели я не подходил к своему столу. Краски и кисти убрал в шкаф.
О том, что произошло, мне жутко было даже думать. Мне хотелось закричать от ужаса всякий раз, когда я вспоминал, как моя рука двигалась сама собой.
В понедельник у меня не было выбора. Я должен был принести в школу свои кисти. Мистер Велла, наш учитель рисования, выбрал меня и еще четверых ребят, чтобы мы нарисовали на стене изостудии большую картину.
Когда я прошел в холле мимо Джулии, она демонстративно отвернулась от меня. Я заметил усмешки на лицах одноклассников и догадался, что она им обо всем рассказала.
Я поскорей нырнул в изостудию. Там за столами сидели младшие ребята, ожидая, когда мы, пятеро художников, примемся за работу.
— Запомните, ребята! Тема картины — «Край родной, навек любимый!», — произнес мистер Велла.
Он поставил меня в конце длинной стены.
— Этот участок предназначен для тебя, Дилан, — сказал он. — Отсюда и до окна. А, я вижу, ты принес свои кисточки! Что ты собираешься нарисовать?
Я поглядел на чистое белое полотно.
— Пожалуй, сцену на ферме, — ответил я. — Каких-нибудь животных. Может, фермерскую семью.
— Ну что ж, тема благодатная, — одобрил мистер Велла. — Приступай к работе. — Он направился к следующему художнику, восьмикласснице по имени Уилла Майерс.
Я оглядел ряд художников и понял, что я среди них единственный семиклассник. Значит, мне надо постараться.
Я начал с карандашных набросков. Нарисовал несколько овец, корову, нескольких лошадей, высовывающих головы из загона. На заднем плане фермерский дом. Семью из четырех человек, бросающих зерна выводку цыплят.
Мистер Велла ходил вдоль стены и делал замечания художникам, что-то предлагал.
— Все очень хорошо, Дилан, — сказал он мне, помогая закончить карандашный набросок. — Можешь приступать к работе красками.
Я принес баночки с краской. Приготовил кисточки.
Моя рука двигалась с подозрительной быстротой. Кисточка мелькала поверх карандашных линий. Я старался не терять над нею контроль. Но прошло еще немного времени — и снова началось непонятное.
«Нет, пожалуйста! Не надо!» — молча молил я.
Но уже не мог остановить свою руку.
Я попытался уронить кисточку на пол, но мои пальцы крепко держали ее. А кисточка двигалась вверх и вниз, рисовала сама, помимо моей воли.
Может, я схожу с ума?
— Дилан, что ты делаешь? — услыхал я встревоженный крик учителя. Вслед за ним раздался дружный смех ребят.
Моя рука закончила рисовать фермерскую семью. Они склонились вчетвером над цыплятами… безголовые, с окровавленными шеями. Головы валялись на земле, и их клевали цыплята. |