— Да, дела неважные, — проворчал генерал.

— Неважные? — переспросила Аврора, уязвленная. Она сорвала с него чепчик и отправила его туда, куда недавно полетела перчатка.

По ее враждебному тону генерал понял, что снова сказал что-то не то, но ведь он еще не успел проснуться. Он знал, что было глупо открывать рот, но довольно часто он просто не умел вовремя остановиться. Это в особенности могло довести до беды, если Аврора чувствовала себя подавленной.

Но она не только разговаривала враждебно, она даже руку у него вырвала, что явно было признаком того, что она была обижена. Генерал решил сделать вид, что не имел в виду ничего особенного.

— Я просто хотел пожалеть тебя, если вечер у тебя выдался не очень приятный, — сказал он, начиная напевать какой-то патриотический мотивчик. Это была его новая привычка, и это повторялось все чаще и чаще, всякий раз, когда он попадал в стрессовую ситуацию. И он ловил себя на том, что напевает теперь довольно часто. Сейчас это была песня «Там вдали реет наш звездно-полосатый стяг», которая ассоциировалась у него со второй мировой войной, хотя ему и казалось, что он не раз слышал ее и во время корейской кампании.

— Прекрати это дурацкое мурлыканье, Гектор, — прикрикнула на него Аврора. — Всякий раз, когда ты нашкодишь, то начинаешь мурлыкать неопознаваемые мелодии из эпохи своей далекой юности. Я бы гораздо больше обрадовалась, если бы ты просто признался, что нашкодил.

— Это вполне узнаваемая мелодия, песня «Там вдали реет наш звездно-полосатый стяг».

— Заткнулся бы ты со своими рассуждениями об этой песне, — посоветовала ему Аврора. — Разве не ты откровенно намекал мне, что тебе хотелось бы, чтобы я спала с Паскалем?

— Нет, я не намекал на это, — сказал генерал и в то же время подумал: черт его знает, может быть, в моих словах и проскользнул какой-то намек на это, но если, не дай Бог, и так, ничего хорошего не получилось бы, признайся он в этом сам.

— Тогда, что конкретно ты имел в виду, когда сказал, что сожалеешь о том, что ничего не произошло между мной и Паскалем? — спросила Аврора. — Ты что, рассчитывал, что он убьет меня? Ты, видимо, это и имел в виду. Надо же, он сожалеет о том, что меня не убили!

— Аврора, я ведь еще не успел проснуться, — продолжал оправдываться генерал. — Я не знаю, что именно я имел в виду. Наверное, я сказал какую-нибудь глупость. Мы и так ругаемся целыми днями, что же теперь, нам еще и по ночам ругаться?

— Выметайся из-под меня, Гектор, — прошипела Аврора. Он, казалось, делал попытки протиснуться под нее — еще одна приобретенная привычка последнего времени. — И прекрати врать, — прибавила она. — Слава Богу, мой слух не подводит меня, и я прекрасно слышала твое замечание о том, что теперь я абсолютно свободно могу соблазнять своих почитателей, и даже более того — я, оказывается, могу рассчитывать на твое сочувствие, если кто-нибудь из них не оправдает моих надежд.

— Мне казалось, я должен сочувствовать всему, что происходит с тобой, — сказал генерал. — Ты же всегда сетуешь на то, что от меня не дождешься сочувствия. Правда, как только я пытаюсь сочувствовать, в ту же секунду ты атакуешь меня. Мне интересно знать, какими правилами ты пользуешься. Я что, должен заходиться в радостном смехе каждый раз, когда какой-нибудь старый дурак разочаровывает тебя?

— Да, миленький, это так, — сказала Аврора.