— Ничего, — прошептала она, едва в силах нормально говорить. Ей свело челюсти от усилий унять дрожь. Ничего, все в порядке.

— Черта с два. Ты совсем заледенела. — Чувствовалось, как он зол на себя. — Боже мой, какой же я идиот!.. — Выругавшись сквозь зубы, он поднялся на ноги и помог ей встать. Быстрыми движениями ловко привел ее одежду в порядок. Он поднял ее красную шапочку, аккуратно надел, заботливо подобрав волосы. — Ты бледная как снег.

Постепенно к ней вернулись все ощущения, тело вновь слушалось ее, дрожь унялась. Линда взяла его за руку, пытаясь объяснить, что он напрасно так беспокоится.

— Я не замерзла, — начала она и осеклась и нерешительности. Как объяснить, чтобы это не звучало вульгарно, что ее охватило невыносимое, переполняющее желание. В конце концов, ничего особенного не случилось. Дальше расстегнутой молнии не пошло… Нельзя сказать, что мир перевернулся. И все же что-то в глубине души было задето и перевернуто. Она знала, что уже никогда не будет прежней.

Брук поднял брови и, проведя пальцем по ее шее, покрытой мурашками, спросил:

— Точно?

Она кивнула.

— Да, да, правда. Я просто… — Она сглотнула. — Просто я очень хотела тебя.

Его губы сжались.

— Я тоже. — По тону, однако, не было заметно, что ее признание или его собственное доставило ему радость. Вздохнув, Тони сказал: — Я хотел тебя так сильно, что готов был позабыть обо всем на свете.

— О чем — обо всем? — Она слышала, что его голос все еще выдает желание. — Что еще имеет значение?

— Ну, например, то, что сейчас двадцать градусов мороза. — Он невесело улыбнулся. Не в силах находиться рядом и не прикасаться, Брук погладил ее по щеке. — Или что желание не дает права поступать с тобой, как мне вздумается. Приводить сюда и раздевать на морозе.

Лин начала было возражать, но Тони приложил палец к губам.

— Я готов был даже позабыть самое главное. — Печаль в его голосе причинила ей буквально физическую боль. — Сегодняшняя сказка не будет длиться вечно. Безобразная реальность рано или поздно разрушит ее.

Весь день Тони слушал по радио сводки погоды и звонил в аэропорт, справляясь о летных условиях. После сцены в лесу он решил как можно скорее отправить гостью домой, пока не совершилось действительно что-нибудь безумное. Линда такая нежная и сладкая, такая желанная, а он, безусловно, слаб. Он чувствовал себя Адамом, фатально сосредоточившимся на одном-единственном запретном яблоке в целом саду.

Но погода не хотела улучшаться. Уже почти стемнело, и передали, что полеты для частных самолетов невозможны до утра завтрашнего дня. Завтра наступает Рождество. Мост вряд ли починят до Нового года. Следовательно, мисс Грейс остается в этом доме под его защитой.

Какая ирония судьбы! — и будет томить его своим присутствием, по крайней мере, еще одну бесконечную ночь.

И что хуже всего, она, кажется, не оценила его героических усилий в это утро. Линда избегала ею взгляда, чего не случалось прежде, а если их глаза случайно встречались, она была задумчива, словно витала где-то далеко отсюда. Он скучал по ее милой открытой улыбке больше, чем мог представить.

Она почти не разговаривала с ним, а если спорила, то голос был пустой и безжизненный. Еще одна потеря… Ему нравилась ее компания, нравилось беседовать с ней. Эти несколько дней испортили его, он уже не переносил одиночества, к которому ранее так страстно стремился.

Брук обидел ее, это ясно. Ей не удалось скрыть чувства, и смущение и растерянность были так же ясно видны на ее лице, как и маленький прямой нос.