Николай поморщился.

– Что за фантазии, Джорджи, я вовсе в нее не влюблен. Вы же знаете, я душой и сердцем предан своей дорогой Алекс.

– Но ваше тело, Ники! Ваше тело! – Георгий изобразил руками неприличный жест и захохотал. – Кстати, Ники, – со смехом сказал он, – альмеи не единственное здешнее развлечение. Завтра я отведу вас к девицам, которые танцуют танец «оса»!

– «Оса»? Это что?

– А вот представьте: девушки крутятся на месте с криком «оса залетела!», «оса залетела!» и начинают срывать с себя одежду, пока не остаются голые.

– Совсем голые? – уточнил Николай.

– Совершеннейше! Ну, а когда на них совсем ничего не останется… – Тут принц Георгий замолчал и красноречиво облизнул алые губы.

Николай посмотрел на кузена насмешливым взглядом и заметил:

– Джорджи, вы самый большой развратник из всех, кого я знаю.

– Просто я кричу о своих похождениях на каждом углу. А вот вы, Ники, развратничаете тихо и скрытно. Этакий скромный развратник. Каково, а! Скромный развратник! Отныне я только так вас и буду называть!

Выдуманное прозвище привело Георгия в полный восторг, но Николаю оно не показалось таким уж забавным, и он нахмурился.

– Полно хмурить брови, Ники! О, глядите-ка!

Георгий остановился посреди улицы как вкопанный и уставился на деревянную вывеску, покрытую арабской вязью. Рядом с названием была намалевана картинка, изображающая красивую темноволосую женщину в профиль с прямоугольными карточками в руке.

– Что это? – спросил Николай без особого энтузиазма.

– А вы разве не помните? Ухтомский про нее давеча говорил. Это гадалка. Говорят, чертовски хорошая. Местные ее даже слегка побаиваются.

– Очередная восточная Кассандра, – лениво проговорил цесаревич Николай и зевнул. Восточные гадальщицы интересовали его гораздо меньше, чем красавицы альмеи, танцующие в прозрачных платьях и откровенно заигрывающие с гостями. К тому же ему сильно захотелось холодного шампанского, чему способствовали сухая погода и густая египетская пыль, набивающаяся в рот и ноздри. – Шампанского бы сейчас, – тихо проговорил Николай.

– Погодите, Ники, будет вам шампанское. Вернемся в «лагерь», и я вас угощу. А сейчас давайте зайдем, страсть как люблю всяческие гадания! Как там у вашего поэта? «Не властны мы в своей судьбе…»

Николай хотел остановить кузена, но остановить греческого принца, если он что-то твердо решил, не в состоянии был бы даже эскадрон гусар. Николай пожал плечами и уныло поплелся следом.

– Интересно, она хотя бы красивая? – задумчиво проговорил Николай, прикрывая нос от пыли платочком.

– А как же! И в самом соку – лет девяносто, наверно!

Георгий остановился перед дверью, быстрым, ловким движением поправил галстук и котелок, подмигнул Николаю и несколько раз громыхнул кулаком по темным доскам. Затем, не дожидаясь ответа, толкнул дверь и вошел внутрь.

Внутри царил теплый полумрак, освещаемый тусклым светом потрескивающих свечей, которые в нестройном порядке теснились на каменных полках. Пахло какими-то благовониями вперемешку с жженой травой. Запах, впрочем, был приятный – мягкий, обволакивающий, успокаивающий.

Лишь когда глаза немного привыкли к темноте, молодые люди разглядели в глубине комнаты женщину. Она сидела за каменным столиком – по-европейски, на стуле. Худая, прямая как палка, с лицом, прикрытым черным полупрозрачным покрывалом. Обнажены были лишь кисти рук женщины, неподвижно, как два спящих белых зверька, лежавшие на каменной столешнице. Одета вещунья была в странное платье – не похожее на то, в каких щеголяли местные женщины, но и не европейского фасона.