— Мы? — переспросила Хейвен. — Кто это — «мы»?

— Я не могу назвать тебе имена. Но представь себе самого могущественного бизнесмена современной Америки. Самую известную актрису. Самого успешного художника. ОУ никогда не публиковало списков своих членов, поэтому мало кто знает, каким влиянием мы на самом деле обладаем.

— Ты забыл упомянуть о наркодилерах и проститутках.

— Прошу прощения?

— У вашей системы счетов, похоже, есть ряд серьезных недостатков. Я слышала, что когда члены вашего общества влезают в долги, им приходится продавать душу — или тело, чтобы привести свои дела в порядок.

Адам Розиер улыбнулся — но не слишком убедительно.

— Можно поинтересоваться, откуда тебе известно про эти «недостатки» в нашей системе?

— А это имеет значение? — фыркнула Хейвен.

— О, я бы сказал, что для меня это имеет просто колоссальное значение, — ответил Адам, не теряя хладнокровия. — Члены нашего общества связаны строгой клятвой конфиденциальности. О нашей системе никому не позволено рассказывать. И то, что тебе о ней известно, говорит о том, что в нашей безопасности образовалась серьезная брешь. Кто тебе рассказал?

Розиер снял очки. Без них его глаза показались Хейвен маленькими, плоскими и скучными, как серая галька.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, Хейвен. В ОУ всегда существовали члены, которые были готовы злоупотреблять деятельностью общества. Но оно предназначено не для того, чтобы служить для кого-то нянькой. До сих пор мы придерживались такой точки зрения, что все, что члены общества делают со своими счетами, — их личное дело. Видимо, этот порядок придется менять. Похоже, под руководством Падмы коррупция вышла из-под контроля. Нельзя позволить, чтобы злоупотребления удерживали от вступления в общество таких людей, как ты.

— А почему для тебя это так важно? — спросила Хейвен. — Я ничего особенного собой не представляю.

У Адама ее слова вызвали бурю возмущения.

— Это не так, Хейвен! У тебя потрясающие таланты, которые ты до сих пор не могла претворить в жизнь. Я видел, на что ты способна. Я нисколько не сомневаюсь, что с нашей помощью ты сможешь стать одним из самых выдающихся модельеров в мире!

— А откуда тебе известно про мои таланты?

— По правде говоря, я с тобой уже давно знаком. На самом деле я был здесь в тысяча девятьсот двадцать пятом году, когда ты впервые вступила в общество. Мы были друзьями.

— Вот как?

Хейвен покопалась в памяти, но не смогла припомнить никого, хотя бы смутно напоминавшего Адама.

— Я не удивлен, что ты не можешь меня вспомнить. Меня всегда забывают, — проговорил Адам печально. — Но боюсь, все это подводит нас к одной не слишком приятной теме, которую нам бы следовало с тобой обсудить.

— Этан Эванс?

— Да, — кивнул Адам. Его невозможно было удивить. — Понимаешь, в то время я был знаком с вами обоими. Этан был обаятелен и очень умен. Но у него не было ни малейшего проблеска совести. Он использовал людей ради своего удовольствия, ради своей выгоды, и ему было плевать и на их чувства, и на их жизнь.

Доказать, что Этан повинен в смерти доктора Стрикленда, так и не удалось, но не я один уверен в том, что это было дело рук Эванса. Он в те годы был очень опасен, Хейвен. Точно так же он опасен сегодня. Истинная сущность человека не меняется от жизни к жизни. Если люди хоть немного меняются, то — увы — к худшему.

Розиер сделал паузу, а потом продолжил свой рассказ:

— Я буду откровенен с тобой, Хейвен. Я знаю, что Этан вернулся в мир.