Но вместе с нами навсегда исчезнут малейшие следы того, что когда-то именовалось цивилизацией. В действительности мы уже не люди. Наши дети и внуки, рожденные здесь, не будут знать никакой другой жизни. Человечество сведется к этим взрослым — я смотрю на них, когда пишу эти строки, — которые не умеют ни читать, ни считать, ни говорить толком, и к этим детям с острыми зубками, которые, похоже, состоят лишь из одной ненасытной утробы. На смену им придут другие взрослые и дети, потом снова другие взрослые и дети, все более приближенные к животным, все более далекие от своих мыслящих предков.

Мне кажется, я вижу их, будущих людей, забывших членораздельную речь, с угасшим разумом и с телом, заросшим грубой шерстью. Вижу, как бредут они по этой хмурой пустыне.

Мы решили сделать хоть что-то, чтобы они не стали такими. Мы хотим предпринять все, что в нашей власти, дабы завоевания человечества, свидетелями которых мы были, не пропали бесследно на веки вечные. Доктор Морено, профессор Бетерст и я — мы разбудим наш спящий разум, заставим его вспомнить, какой мощью он обладал когда-то. Мы разделим нашу работу и чернилами, взятыми когда-то на «Вирджинии», запишем все, что знали, в самых различных научных дисциплинах. Когда-нибудь люди, потерявшие жажду знаний, после более или менее продолжительного периода дикости, почувствуют влечение к свету и найдут сей скромный свод знаний своих предшественников. Почтят ли они тогда память тех, кто старался из последних сил сократить тяжкий путь познаний для будущих неведомых братьев?

Прошло уже пятнадцать лет с того момента, как были написаны предыдущие строчки. Доктора Морено и профессора Бетерста уже нет в живых. Из тех, кто высадился здесь, я, самый старый, остался один. Но смерть вот-вот настигнет и меня. Чувствую, как она поднимается от холодеющих ног к замирающему сердцу.

Наш труд завершен. Манускрипты, которые содержат высшие достижения человечества, я доверил стальному сейфу «Вирджинии», закопанному мной глубоко в землю. Где-нибудь рядом я зарою и этот дневник, спрятав его в алюминиевый футляр.

Обнаружит ли кто-нибудь наследие, порученное земле? Станет ли кто-нибудь хотя бы искать его?

Это дело Провидения. Это Твоя воля, Господи!

По мере того как зартог Софр переводил необычный документ, мистический страх охватывал его душу.

Еще бы! Неужели раса Андарт-Итен-Шу происходит от людей, которые после долгих месяцев скитаний по морской пустыне наткнулись на тот самый пункт побережья, где сейчас высится Базидра? Неужели эти несчастные создания были частью гордой цивилизации, по сравнению с которой современное человечество только вышло из колыбели? И что же потребовалось для того, чтобы навсегда уничтожить науку и не оставить никаких воспоминаний о столь могущественных народах? Меньше чем ничего: легкая, неуловимая дрожь коры земного шара.

Какой невосполнимый урон — потеря документов, о которых говорилось в манускрипте! Они погибли вместе с сейфом! Рабочие, расширив раскопки, перевернули землю во всех направлениях. Видимо, сталь со временем была разъедена ржавчиной, тогда как алюминиевый футляр доблестно ей сопротивлялся.

Оптимизм Софра безвозвратно угас. Хотя дневник не содержал никаких технических деталей, в нем содержалось множество общих указаний и бесспорных доказательств того, что предыдущее человечество продвинулось гораздо дальше, чем нынешнее, по дороге познания истины. В рассказе неизвестного француза было все: и рассуждения, которые могли бы принадлежать Софру, и мысли, превосходившие все его воображение. Стало понятным даже имя «Хедом», над которым разгорелось столько напрасных дискуссий! Хедом — это измененное Эдем, произошедшее от Адама, которое, в свою очередь, наверное, происходит от какого-то совсем древнего слова.