Мы сидели с Ролдеро в моей каюте и через открытую настежь дверь любовались очаровательным закатом и спокойным морем Я налил графу еще вина из своих быстро уменьшающихся запасов (я уже привык напиваться незадолго до того, как лечь в постель, чтобы сон мой не нарушали всякие там видения и воспоминания).
Граф Ролдеро залпом выпил вино и поднялся.
— Поздно уже. Мне пора возвращаться на корабль, иначе команда моя решит, что я утонул, и отпразднует сие великое событие. Я вижу, у тебя совсем мало вина, мой друг. В следующий раз захвачу с собой парочку бурдюков. Ну, дорогой Эрекозе, прощай. В целом, я уверен, ты мыслишь правильно. Но что бы ты там ни говорил, а с сентиментальностью тебе еще надо бороться.
Я улыбнулся.
— Спокойной ночи, Ролдеро. — Я поднял свой наполовину опустошенный кубок. — Мы с тобой еще выпьем за мир, когда все это будет кончено!
Ролдеро фыркнул.
— О да, мир — как между коровками и лошадками! Спокойной ночи, друг мой! — и он удалился, сопровождаемый раскатами собственного хохота.
Изрядно захмелев, я содрал в себя одежду и рухнул в постель, глупо хихикая над прощальными словами Ролдеро насчет коровок и лошадок. Он прав! Кому захочется вести подобную жизнь? Война, война! Ура! И я швырнул свой кубок в раскрытую дверь каюты, захрапев, по-моему, еще до того, как глаза мои успели закрыться.
И мне приснился сон.
Но на этот раз мне снился тот кубок, что я швырнул в открытую дверь каюты. Мне казалось, я вижу, как его перекатывают волны, как поблескивает его позолота и вделанные в стенки драгоценные камни. А потом течение подхватывает его и уносит далеко-далеко от наших кораблей, в открытое море, в такие края, куда никогда не приплывают суда, где никогда не бывало людей, и след его там теряется.
В течение всего месяца, что мы плыли к берегам Мернадина, море было спокойным, ветер — попутным, а погода в общем тоже вполне благоприятной.
Уверенность наша в собственных силах росла. Благополучное путешествие мы сочли добрым знаком. Настроение у всех было отличное, за исключением Каторна, конечно, который по-прежнему ворчал, что это всего лишь затишье перед бурей и что мы еще хлебнем лиха, когда встретимся с элдренами лицом к лицу.
— Они ведь хитрые, — твердил он. — Хитрые и подлые. Они, вполне возможно, уже все знают про нас и замышляют такие маневры, каких мы совсем не ожидаем. Может, это из-за них и погода такая стоит…
При этих словах я никак не мог сдержать смех, и он, разумеется, тут же разъярился.
— Мы еще посмотрим, лорд Эрекозе! Посмотрим!
И как раз на следующий день возможность посмотреть на элдренов нам представилась.
Судя по картам, мы приближались к берегам Мернадина. Мы увеличили число вахтенных, перестроили корабли из походного порядка в боевой, проверили вооружение и немного сбавили скорость.
Утро текло медленно: мы ждали, обвисли флаги на мачтах, застыли поднятые весла.
И где-то около полудня дозорный с верхушки мачты крикнул:
— Корабли прямо по курсу! Пять парусников!
Король Ригенос, Каторн и я стояли на носу, вглядываясь в морскую даль. Я взглянул на короля и нахмурился:
— Пять кораблей? Всего пять?
Король Ригенос покачал головой:
— Возможно, это вообще не элдрены…
— Да нет, это суда элдренов, сразу видно, — проворчал Каторн. — Да кто тут еще станет плавать — в этих водах? Никто из людей никогда не торговал с этими тварями!
И тут снова донесся крик дозорного:
— Вижу десять парусников! Двадцать! Это флот — флот элдренов! Они идут к нам на большой скорости!
Мне показалось, что и я вижу, как что-то белое мелькнуло на горизонте. |