– Даже не знаю, с кем и говорю-с, – прибавил Павел Павлович, – думаю даже, что не об чем нам и продолжать.
Высказав это, он тоже нашел нужным присесть.
– Я сказал, что устанете, – небрежно заметил юноша, – я имел сейчас случай известить вас, что мое имя Лобов и что я и Надежда Федосеевна, мы дали друг другу слово, – следовательно, вы не можете говорить, как сейчас сказали, что не знаете, с кем имеете дело; не можете тоже думать, что нам не об чем с вами продолжать разговор: не говоря уже обо мне, – дело касается Надежды Федосеевны, к которой вы так нагло пристаете. А уж одно это составляет достаточную причину для объяснений.
Все это он процедил сквозь зубы, как фат, чуть-чуть даже удостаивая выговаривать слова; даже опять вынул лорнет и на минутку на что-то направил его, пока говорил.
– Позвольте, молодой человек… – раздражительно воскликнул было Павел Павлович, но «молодой человек» тотчас же осадил его.
– Во всякое другое время я, конечно бы, запретил вам называть меня «молодым человеком», но теперь, сами согласитесь, что моя молодость есть мое главное перед вами преимущество и что вам и очень бы хотелось, например, сегодня, когда вы дарили ваш браслет, быть при этом хоть капельку помоложе.
– Ах ты пескарь! – прошептал Вельчанинов.
– Во всяком случае, милостивый государь, – с достоинством поправился Павел Павлович, – я все-таки не нахожу выставленных вами причин, – причин неприличных и весьма сомнительных, – достаточными, чтобы продолжать об них прение-с. Вижу, что все это дело детское и пустое; завтра же справлюсь у почтеннейшего Федосея Семеновича, а теперь прошу вас уволить-с.
– Видите ли вы склад этого человека! – вскричал тотчас же, не выдержав тона, юноша, горячо обращаясь к Вельчанинову. – Мало того, что его оттуда гонят, выставляя ему язык, – он еще хочет завтра на нас доносить старику! Не доказываете ли вы этим, упрямый человек, что вы хотите взять девушку насильно, покупаете ее у выживших из ума людей, которые вследствие общественного варварства сохраняют над нею власть? Ведь уж достаточно, кажется, она показала вам, что вас презирает; ведь вам возвратили же ваш сегодняшний неприличный подарок, ваш браслет? Чего же вам больше?
– Никакого браслета никто мне не возвращал, да и не может этого быть, – вздрогнул Павел Павлович.
– Как не может? Разве господин Вельчанинов вам не передал?
«Ах, черт бы тебя взял!» – подумал Вельчанинов.
– Мне действительно, – проговорил он хмурясь, – Надежда Федосеевна поручила давеча передать вам, Павел Павлович, этот футляр. Я не брал, но она – просила… вот он… мне досадно…
Он вынул футляр и положил его в смущении перед оцепеневшим Павлом Павловичем.
– Почему же вы до сих пор не передали? – строго обратился молодой человек к Вельчанинову.
– Не успел, стало быть, – нахмурился тот.
– Это странно.
– Что-о-о?
– Уж по крайней мере странно, согласитесь сами. Впрочем, я согласен признать, что тут – недоразумение.
Вельчанинову ужасно захотелось сейчас же встать и выдрать мальчишку за уши, но он не мог удержаться и вдруг фыркнул на него от смеха; мальчик тотчас же и сам засмеялся. |