– А это как придется, – ответил я жестко; мне уже надоело с ним церемониться. – Надеюсь, мы с вами договорились. Прошу, – указал я на тропу, которая вела к деревушке. – Я так понял, вам туда.

– Да, туда, спасибо, – ответил он вежливо, и широким размашистым шагом направился в ту сторону, где были остатки мостков, по которым можно было перебраться на другой берег ручья.

Я облегченно вздохнул – теперь этот странный (чтобы не сказать больше) черноризец не будет сверлить взглядом мой затылок. А уж про то, чтобы он не сделал крюк и снова не зашел мне в тыл, я позабочусь – следы в лесу я научился читать не хуже Зосимы, моего наставника и учителя в охотничьих премудростях.

Но он так и не свернул с тропы, шел прямо, как по маршрутной карте. Значит, я не ошибся – этот черный братэла топает в гости к кому-то из деревенских. Уж не к Зосиме ли?

Нет-нет, это невозможно! Зосима здорово разбирался в людях. А этот угрюмый тип и вовсе не мог вызвать доверия у старого хитреца. Не тот склад характера, не те повадки. Уж я-то хорошо знаю Зосиму.

Я шел, по ходу пьесы читая следы черноризца, тащил свою неподъемную поклажу, мысленно проклиная собственную жадность, – на кой ляд было скупать полмагазина!? – а перед глазами стоял посох этого странного типа, вернее, его навершие.

Оно было очень мастерски вырезано в виде головы какого-то демона, оскалившего клыки. Они оказались настоящими, кажется, волчьими; с близкого расстояния это определить несложно. А вместо глаз неведомой твари были вставлены небольшие бриллианты.

На почти черном фоне обожженного на костре посоха глаза демона сверкали как живые. Бр-р!…

Все-таки нервы лечить надо! С этим твердым убеждением я и вступил на старую, но вполне приятную для передвижения дорогу, которая вела прямиком к деревне.

Глава 6

Теперь я понимаю, что ощутил бедный Робинзон Крузо, возвратившийся домой после семнадцати (кажется, так) лет пребывания на необитаемом острове. При виде своей избы, которую я не посещал более двух дет, у меня неожиданно подкосились ноги, и мне захотелось немедленно упасть и поцеловать землю у порога.

Я вернулся! Наконец-то! Дошел…

Но я не стал лобызать нашу кормилицу, она и так всех нас беззаветно любит и готова приютить в любое время любого негодяя, как бы ни были страшны его преступления перед человечеством и перед ней самой.

Я лишь сел на верхнюю ступеньку веранды и закурил. Это был благословенный момент. Солнце уже опустилось к верхушкам деревьев и налилось приятным розовым цветом, ветер утих, а утиный выводок посреди озера казался вышитым живыми нитками на удивительно гладком серебряном холсте.

Красота…

Покой…

Мечта, кто понимает.

До чего же хорошо! Из души куда-то улетучилась городская муть, легкие очистились и стали как новые меха, а предстоящий развод с Каролиной уже казался всего лишь мелким недоразумением, следом дождинки на стекле, который можно запросто стереть чистой фланелькой.

Я просидел так битый час; а может, и дольше. Это уже было не суть важно. Теперь время для меня просто не существовало.

Деревенские на часы редко смотрят. Ну разве что те, у кого есть какое-нибудь хозяйство или телевизор – чтобы не пропустить очередной сеанс брехни и бредней из столицы-матушки.

А у меня, слава Богу, ни кола, ни двора. Только крыша над головой, да воробьи свили гнезда на чердаке. Но за ними уход не нужен. Так же, как и за рыбой в озере. МОЕМ озере.

(С некоторых пор я начал считать его своей собственностью; ну должно же быть у русского человека хоть что-то личное, а не просто приватизационный чек, клочок бумажки, которая годится разве что для сортира!?)

Свечерело. Солнце уже спряталось за дальние леса, разогнав по небу позолоченные тучки, подул легкий ветерок, где-то недалеко ухнул филин…

Что-то рановато он сегодня вылетел на ночную охоту, подумал я, прислушиваясь.