— Слушаю, — сказал Велерад, поигрывая тяжелой булавой, лежащей на столе. — Я Велерад, ипат, то бишь — градоправитель Вызимы. Что скажешь, милсдарь разбойник, прежде чем отправиться в яму? Трое убитых, попытка навести порчу — недурственно, вовсе недурственно. За такие штучки у нас в Вызиме сажают на кол. Но я — человек справедливый, сначала выслушаю. Говори.

Ривянин расстегнул куртку, извлек из-под нее свиток из белой козловой кожи.

— Это вы на дорогах по трактирам приколачиваете, — сказал он тихо. — То, что тут написано, правда?

— А, — буркнул Велерад, глядя на вытравленные на коже руны. — Вон оно дело-то какое. Как же я сразу-то не сообразил. Ну да, правда. Самая что ни на есть правдивая правда. Подписано: Фольтест, король, владыка Темерии, Понтара и Махакама. Ну а коли подписано, стало быть, правда. Но руны рунами, а закон законом. Людей убивать не позволю! Усек?

Ривянин кивнул, — понял, мол. Велерад гневно засопел.

— Знак ведьмачий при тебе?

Незнакомец снова полез за полу куртки, вытащил круглый медальон на серебряной цепочке. На медальоне была изображена ощерившаяся волчья морда.

— Как звать-то? Мне воще-то все равно как, спрашиваю не из любопытства, а для облегчения беседы.

— Геральт.

— Геральт так Геральт. Судя по выговору — из Ривии?

— Из Ривии.

— Так. Знаешь что, Геральт? Об этом, — Велерад хлопнул ладонью по козловой шкуре, — забудь. Выкинь из головы. Это дело серьезное. Многие пробовали. Это, брат, не то что пару-другую голодранцев прикончить.

— Знаю. Это моя профессия, милсдарь ипат. Написано: три тысячи оренов награды.

— Три тысячи, — выпятил губы Велерад. — И принцесса в придачу, как людишки болтают, хоть этого милостивый Фольтест не написал.

— Принцесса мне ни к чему, — спокойно сказал Геральт. Он сидел неподвижно, положив руки на колени. — Написано: три тысячи.

— Ну, времена, — вздохнул градоправитель. — Ну и паршивые же пошли времена! Еще двадцать лет назад кто бы подумал, даже по пьянке, что такие профессии появятся? Ведьмаки! Странствующие убийцы василисков! Ходящие, словно точильщики, по домам истребители драконов и топляков. Геральт? В твоем цехе, ведьмаковском, пиво пить дозволено?

— Вполне!

Велерад хлопнул в ладоши и крикнул:

— Пива! А ты, Геральт, садись поближе. Чего уж там.

Пиво было холодное и пенистое.

— Ну, говорю, времена настали, — снова затянул Велерад, прихлебывая из кружки. — Дерьма всякого развелось. В Махакаме, в горах, нечисть кишмя кишит. По лесам раньше волки выли, а нынче, понимаешь, упыри, боровики всякие, куда ни плюнь — оборотень или какая другая зараза. По селам русалки да нищенки детей умыкают, уже на сотни счет пошел. Хвори, о каких раньше никто и слыхом не слыхивал. Прям волосы дыбом встают. Ну и еще это вот, для комплекта! — Он толкнул свиток по столу. — Неудивительно, Геральт, что на вас такой спрос.

— Это, градоправитель, королевское обращение, — поднял голову Геральт. — Подробности знаете?

Велерад откинулся на спинку стула, сплел пальцы на животе.

— Подробности, говоришь? А как же, знаю. Не то чтоб из первых рук, но источники надежные.

— Это мне и надо.

— Уперся, стало быть. Ну, как знаешь. Слушай. — Велерад отхлебнул пива, понизил голос. — Наш милостивый Фольтест, когда еще в принцах ходил, при старом Меделе, показал, на что способен, а способен-то он был на многое. Мы надеялись, что со временем это пройдет. Ан нет. Вскоре после коронации, тут же после смерти прежнего-то короля, Фольтест превзошел самого себя. У всех у нас челюсти отвалились.