— Нет, покойник не из наших. Новый КПК предусматривает обязательное проведение судебно-медицинской экспертизы для определения причины смерти усопшего, хоть бы ему и сто лет было. Районный морг не справляется с таким количеством умерших, поэтому подключили наших врачей и задействовали больничный морг. Феликс Маркович имеет опыт проведения судебно-медицинских экспертиз, вот он этим и занимается. С актом вскрытия родственники умершего едут в прокуратуру, и там выдают разрешение на захоронение. Столько волокиты и нервов! Видишь, как поздно приехали за телом? Солнце зашло, так что хоронить будут только завтра, а как оно сохранится в такую жару без холодильной камеры? Бальзамирование не особенно поможет.

— Спасибо, но эти подробности можно было опустить.

— Извини, я думал, что у тебя нервы покрепче, — улыбается завхоз.

Ему лет сорок, это крупный мужчина с удивительно холеными руками. Фигура у него очень представительная, а внешность серенькая, обычная, лицо с мелкими чертами — словом, человек из толпы. У него выпуклый лоб с залысинами, а остальное как-то проходит мимо внимания. Даже не могу точно сказать, какой у него цвет глаз — то ли темно-карие, то ли черные. Но человек он очень порядочный, добрый и ко мне относится с симпатией. Постоянно поощряет наш коллектив «огородников» разными угощениями: чаем, сладостями, фруктами, сигаретами — тех, кто курит.

— Со здоровой психикой и нервами здесь не находятся, — парирую я.

У Яноша Давыдовича дергается лицо, а я возвращаюсь к своей работе, больше не гляжу в сторону открытых ворот и морга.

— Все, кончай работу! — подает команду завхоз, и наша команда направляется в больницу. Для меня возвращение в палату — это как оказаться в тюремной камере.

Физическая работа на свежем воздухе меня взбодрила, и это отражается на моем облике. Иду пружинистым шагом по коридору, впереди вижу санитара Степана и не прижимаюсь, как обычно, к стене, а прохожу рядом. Вдруг правую ягодицу обжигает, резко оборачиваюсь и вижу довольно ухмыляющуюся физиономию — он ущипнул меня!

— Задок у тебя что надо — откормила на больничных харчах!

Со всей силы влепляю ему пощечину, и щека у него становится свекольного цвета.

— Ах ты сука!

Степан сильно размахивается, бьет, но его кулак попадает в пустоту. Я перехватываю его запястье, чуть тяну на себя, его тело по инерции устремляется вперед, теряет устойчивость. Резко дергаю его руку вниз, помогаю ей сделать оборот в сто восемьдесят градусов, и стокилограммовый Степан неожиданно для себя делает кульбит через голову и с грохотом пушечного выстрела растягивается на полу. Все это происходит так неожиданно и быстро, что я сама не сразу осознаю, что произошло.

Лежа на полу, слегка оглушенный Степан ошалело смотрит на меня, но вижу, что начинает приходить в себя. Тренер по рукопашному бою был бы очень доволен выполненным мною приемом айкидо, а ведь считал меня в этом искусстве посредственностью, отмечал, что не имею боевой злости. Мне вспомнилось: когда отрабатывали приемы айкидо и джиу-джитсу, сама не раз приземлялась «мельницей» на маты, и внутренности срывались со своих мест, сознание туманилось.

Степан поднимается довольно неуклюже, видимо, падение было болезненным, оно и понятно: не на мат же, а на деревянный пол. Продолжаю стоять перед ним, хотя вижу, что его глаза, как у быка, наливаются кровью бешенства. Странно, не чувствую страха, хотя здравый смысл подсказывает, что нужно бежать подальше и надежно укрыться. Маловероятно, что мне снова удастся применить прием против этого здоровенного верзилы, теперь он настороже и не даст застать себя врасплох.

— Сука, ты у меня попляшешь! — Степан сатанеет, он готов броситься на меня, а я продолжаю стоять, как в столбняке, не веря в происшедшее.