Слово «Люцифер», казалось, повисло в темноте, как лицо едва замеченного наблюдателя.

— Для такого, как вы, такие вещи кажутся невозможными, так как мы знаем, что время от природы, которое дал нам их Бог. Насколько удивительным тогда должно быть иметь в своих руках такой чёрный дар, чтобы испортить волю Бога и выковать невозможное в то, что более чем возможно? Давайте теперь посмотрим в лицо Бога и разразимся нашим смехом, когда будем разрушать его дары ради нашего каприза!

Фэншоу позволил эху слов растаять.

— Но, как и за все великие дары, должна быть установлена цена.

— Какая? Моя душа?

Рексалл рассмеялся из темноты.

— Вы растратили её некоторое время назад, мой друг.

— Что тогда? Какова цена? — потребовал Фэншоу, даже не задумываясь.

— Что-то, что вы будете свободно давать, в этом я уверен, — и затем Рексалл высунулся из темноты, зелёные глаза загорелись.

Но образ лица некроманта, казалось, переключался взад-вперёд между проблесками яркой молодости и великого возраста. Его волосы менялись от тёмного до седого, назад и вперёд; его поза наклонялась, затем выпрямлялась, и рука на плече Фэншоу колебалась между рукой молодого парня и рукой столетнего мужчины. Та же самая рука испускала адский жар сквозь куртку Фэншоу, а затем он заметил белые нити дыма, исходящие от головы Рексалла.

— Это история, которую сделаем мы с вами. И это будет самая злая история, — а затем Рексалл начал шептать на ухо Фэншоу…

* * *

Момент, казалось, длился неделю. Фэншоу стоял ошеломлённый в едва освещённом фойе. Рексалл исчез, но секунду спустя из тьмы вышла другая фигура: Руд.

Руд открыл входную дверь, показывая на улицу.

— Я не знаю, что делать дальше! — воскликнул Фэншоу.

Улыбка Руда была как маска из воска.

— Осталось только одно испытание…

— Чушь собачья! — голос Фэншоу был раздражённый. — Я уже прошёл грёбаный тест!

— Самый сложный вызов в твоей жизни. Пришло время, когда ты должен идти…

— Но шериф! И его люди!

— …и нести свою обязанность по ночному ветру со всеми вещами, рождёнными из тьмы. Если твоё сердце не будет таким чёрным, как должно, тогда ты умрёшь самым ужасным образом, как и злоумышленник по имени Карсвелл.

— Что за куча дерьма! Я не знаю, о чём вы все говорите!

— Но если твоё сердце будет достаточно чёрным, чтобы угодить нашему Благодетелю, тогда ты вернёшься в своё странное время и будешь жить должным образом…

— Но не раньше, чем ваш крик воскресит мёртвых из их могил, — раздался другой голос из темноты.

Эванора появлялась постепенно. Сначала был только ледяной лунный свет от двери, в котором в итоге показалась она: нагая, грудь выпячивалась, улыбка сияла.

— Вы бы хотели закончить своё путешествие, не попрощавшись со мной? — спросила она застенчиво.

Её белые руки потянулись к нему. Подобно последнему появлению Рексалла, внешность Эваноры менялась, с подросткового возраста на взрослую жизнь и обратно. При каждой невозможной метаморфозе её кроваво-рыжие волосы удлинялись до ягодиц, а затем снова укорачивались. Как будто присутствие Фэншоу здесь вызвало какой-то поток, который просачивался из разных периодов времени, что имело смысл, когда он думал об этом. Те же нити дыма исходили от идеально белой кожи женщины. На один момент она стала худой, но с каждой секундой её живот рос и рос до тех пор, пока он не выглядел близким к разрыву, а затем снова исчезал.

Фэншоу стоял неподвижно, как столб в земле, когда наблюдал, и он даже не вздрогнул, когда Эванора тем или иным образом обняла его.