Вы такие молодые…
– Да? – в тон ей произнес капитан. – И насколько же мы молодые? Лидия Михайловна с готовностью ответила: – В двадцатые годы не было работника правоохранительных органов, кто не слышал бы о Еликах. Мужчины вновь переглянулись. Григорий щелкнул пальцами: – Вот здорово, гражданочка! А вы считать умеете? По моим подсчетам, получается, прошло уже восемьдесят с гаком лет. Думаю, это дело нас не заинтересует. – Он подмигнул сержанту, однако тот не заметил его жеста и обратился к Кондаковой: – А почему вы решили прийти к нам? Действительно, с тех пор много воды утекло. И какое отношение имеете вы к этим богатствам? На лбу женщины выступил пот. Она достала из сумочки платок: – Моя бабушка была любовницей того Елика, которому удалось скрыться за границу. Оттуда он писал ей, где спрятана остальная часть ювелирных изделий. Я нашла это письмо в старой шкатулке. Лицо Опарина отобразило недоверие: – Думаете, ваша бабушка не воспользовалась наводкой любовника? Лидия Михайловна покачала головой: – Она страшно боялась. Младшего брата Елика расстреляли, и чекисты ходили за ней по пятам. Вздумай она забрать все себе, это тут же стало бы им известно. Она не хотела неприятностей для нас. – А ваши родители? Кондакова прищелкнула длинными пальцами: – Я же сказала, она не хотела неприятностей! Вот почему моя мать ничего об этом не знала. Если бы бабушка поделилась своей тайной с ней, полагаю, мама заставила бы ее найти эти богатства, и мы бы не испытывали нужды. Но мать ничего не рассказала мне перед смертью. Согласитесь, она бы сделала это, будь все иначе. – Ну, так о чем написано в письме? – спросил Семенов, нетерпеливо постукивая по полу носком ботинка. Женщина хотела ответить, но Григорий остановил ее: – Мой коллега еще сравнительно молод, а я уже опытный оперативник и могу вас заверить: мое начальство не станет заниматься письмом какого-то ювелира, смотавшегося из страны еще в двадцатые годы прошлого века. Где бы ценности ни находились раньше, я не верю, что они лежат там и сейчас. Лидия Михайловна растерялась: – Можно проверить. Опарин вздохнул: – Милая дамочка, у нас масса нераскрытых преступлений и неопознанных трупов! Это гораздо важнее, чем ваши предположения. Повторяю – предположения, потому что прошло столько лет. Нет, вы зря потратили и свое, и наше время. Женщина часто заморгала ресницами: – Но… Капитан взял ее за плечи и мягко подтолкнул к двери: – Мой вам совет: идите домой и забудьте об этой ерунде. У вас наверняка есть семья, дети. Вот и занимайтесь ими. – А письмо? – Она жалобно взглянула на Опарина. – Сожгите его. Кондакова постояла у двери несколько секунд, словно ожидая, что полицейские передумают, потом развернулась и вышла в коридор. Весь ее вид выражал возмущение. Василий сочувственно проводил ее глазами. – Зачем вы так? – обратился он к Григорию. – Нам ведь ничего не стоило проверить эту информацию. – И потратить драгоценное время?! – взвился Опарин. – Хочешь – беги, догоняй ее. Сам увидишь: полковник тебя за такие дела по головке не погладит. – Ладно. – Семенов включил остывший чайник. – Давайте вашу кружку. Надеюсь, теперь нам никто не помешает выпить чайку. – И я на это рассчитываю. – А все же… – Василий не договорил. Капитан со злостью прервал его: – Знаешь, сколько подобных посетительниц осаждают отделения полиции? Одни стараются уверить нас, что знают нечто необычное. |