…Идеализм кончил пулей в живот у подножия лестницы; идеалист был изобличен в предательстве и душегубстве. Роу не верил, что его пришлось долго шантажировать. Надо было только воззвать к его интеллектуальной гордыне и к абстрактной любви к человечеству. Нельзя любить человечество. Можно любить людей.

– Ничего, – сказал мистер Прентис. С безутешным видом слоняясь по комнате на своих длинных ногах, он на ходу чуть-чуть отдернул занавеску. Виднелась только одна звезда, остальные растворились в светлеющем небе. – Сколько времени потеряно зря!

– Зря? Трое мертвых и один в тюрьме.

– На их место найдут дюжину. Мне нужна пленка. И самый главный. – Он продолжал: – В раковине у Пула следы фотохимикатов. Там, видно, проявляли пленку. Не думаю, чтобы они отпечатали больше одного позитива. Вряд ли они захотят раздать копии нескольким лицам, а поскольку остался негатив… – Он с грустью добавил: – Пул был первоклассным фотографом. Его специальность – жизнь пчел. А сейчас пойдем на остров. Боюсь, что там мы найдем кое-что не очень для вас приятное, но вы нужны для опознания.

Они стояли на том месте, где когда-то стоял Стоун; три красных огонька на другой стороне пруда создавали в этой сереющей мгле иллюзию беспредельного воздушного пространства, словно это была гавань и фонари на носу кораблей, ожидающих конвоя. Мистер Прентис побрел к островку, и Роу отправился за ним; плотную подушку ила покрывала тонкая пленка воды. Красные огоньки – это были те фонари, которые подвешивают на дорогах, когда поврежден путь. Посредине островка рыли землю трое полицейских. Еще двоим негде было поставить ногу.

– Вот это видел Стоун, – сказал Роу. – Людей, копавших яму.

– Да.

– Что, по-вашему, здесь спрятано? – Он замолчал, заметив, как бережно полицейские всаживают лопату, словно боясь что-то разбить, и с какой неохотой переворачивают землю. Эта сцена в темноте напомнила ему темную гравюру времен королевы Виктории в книжке, которую мать у него отняла: люди в плащах что-то выкапывают прямо на кладбище; лунный свет поблескивает на острие лопат.

– Мы не знаем судьбы одного человека, которого вы забыли, – сказал мистер Прентис.

Теперь и он с волнением следил за каждым взмахом лопаты.

– Откуда вы знаете, где нужно копать?

– Остались следы. В таких вещах они любители. Поэтому, я думаю, они и перепугались, что их видел Стоун.

Одна из лопат неприятно обо что-то царапнула.

– Осторожнее! – сказал мистер Прентис. Полицейский остановился и отер пот со лба, хотя ночь была холодная. Потом он медленно вытащил из земли лопату и осмотрел ее. – Копайте с этой стороны, – распорядился мистер Прентис. – Аккуратнее. Не всаживайте лопату глубоко.

Второй полицейский перестал копать, поглядывая на то, что нашел первый, но видно было, как обоим не хочется туда смотреть.

– Вот, – сказал первый. Он воткнул лопату и стал осторожно перебирать землю пальцами, словно сажал рассаду. Потом с облегчением сообщил: – Это просто ящик.

Он снова взялся за лопату и сильным движением вывалил ящик из ямы. Это был наспех забитый фанерный ящик для продуктовых посылок. Полицейский вскрыл его острием лопаты, а второй поднес поближе фонарь. Из ящика стали доставать старинный набор предметов, похожих на реликвии, которые ротный командир посылает семье убитого бойца. Правда, тут не было ни писем, ни фотографий.

– Все, что они не смогли сжечь, – сказал мистер Прентис.

Да, тут было все, что не горит в огне: зажим от вечной ручки и другой зажим, как видно, от карандаша.

– Трудно жечь вещи в доме, где все на электричестве.