— Понимаю так, — вздохнул он. — Отдел товарища Кима выполнял личные распоряжения Вождя. Сейчас идет смена власти, в Политбюро опасаются, что отдел вмешается и продавит своего человека. Вождь в нынешнем раскладе уже лишний.

Товарищ Москвин на миг прикрыл глаза. Горки, небольшая полутемная комната в боковом флигеле, мебель в светлых чехлах — и маленький человечек в глубоком кресле. Потухшие глаза, искривленный судорогой рот, недвижная гипсовая маска вместо лица. Живы только губы, но и они шевелятся безмолвно.

Председатель Совнаркома был уверен, что даже мертвый сможет приказывать партии и стране. Маленький человечек еще жив, но его воля уже ничего не значит. Леониду почему-то думалось, что Ким Петрович останется верен Вождю, не предаст. Или это — игра? Отдел формально распустят, но все останется по-прежнему?

— Ты не хмурься, Леонид Семенович! — ладонь Мурки на миг коснулась его щеки. — Морщинки будут, а ты молодой еще, красивый. Не о том ты думаешь. Пусть Ким Петрович за власть дерется, ты про Францию вспомни, про то, что мне обещал. Или забыл?

Рука привычно коснулась папиросной пачки. Отдернулась. Лучше не курить, и так во рту горько.

— Не забыл, товарищ Климова. Съезжу во Францию, погляжу, что и как…

— Без меня, значит?

Мурка встала, обошла стол. Леонид тоже поднялся.

Лицо к лицу, глаза к глазам.

— Обещанного три года ждут, правда, Лёнечка? Терпеливая я, только каждому терпению предел положен. А я ведь и осерчать могу. Ты меня всякой видел, а вот осерчавшей — еще нет. Хочешь увидеть?

Бывший бандит по кличке Фартовый дернул губами:

— Басишь, «машка»? Запарилась, что ли? Рогами шевелишь, будто длинная очень? За крик не по чину в перья ставят и маслинами кормят. Номер твой — шестой, свистну, тогда и привехряешь.

Мурка усмехнулась в ответ:

— Убедительно очень, Леонид Семенович, страшно прямо. В театр бы тебя, который МХАТ, зрителей пугать. И учти, мне не только деньги и чистые документы нужны.

Вновь руку протянула, словно погладить желая.

— Мало этого мне, Лёнька, мало!

Глава 2

Наследство Льва

1

За дверью ждал мороз — накинулся, впился в сжимавшие портфель пальцы. Соскучился, видать. Ольга, в который раз вспомнив о так и не полученных казенных рукавицах, мысленно обругала себя за подобный афронт. Забыла она, бывший замкомэск, службу, слабину показала. В армии бы с кровью у интендантов вырвала, да еще припечатала бы тройным революционным с присвистом.

Увы, посреди опустевшего рынка ругаться было не с кем, и девушка неспешно побрела к выходу, чувствуя себя совершенно по-дурацки. Словно в синематографе побывала, но не в зрительском зале, а прямо в фильме. И не поймешь, что за фильма такая: то ли комедия, то ли драма про шпионов, а может, и то и другое разом.

Одно хорошо — дело сделано, умотали граждане Красноштановы, даже ларек запирать не стали. Но, как говорится, хорошо, да не очень. А вдруг гражданин из секретариата Каменева — белогвардейский шпион? Пробрался на должность, и ее в беду втравил. И рассказать некому. Товарищ Каменев наверняка знает, а Киму Петровичу докладывать нельзя, сама же за секретность расписывалась.

Куда ни кинь, всюду плохо выходит. Пытаясь выбить клином клин, девушка прикинула, что уже завтра придется возвращаться в отдел, где ее ждут — не дождутся письма про Вечный двигатель и Пролетарскую Машину времени, а заодно и орлы-комсомольцы, взявшие за привычку хихикать в спину «старухи». Не к месту вспомнился белый офицер товарищ Тулак.