В ней было что-то магическое, по крайней мере так казалось наделенной живым воображением Элис. Не оттого ли луна имеет здесь красноватый оттенок, думала она, что двадцативековая история Сицилии полна насилия и землю острова много раз орошали кровью удачливые завоеватели — греки, римляне, арабы, норманны, испанцы и всего двадцать лет назад Гарибальди с его знаменитой «Тысячей»? Или этот оттенок ночного светила объясняется лишь особенностями местной атмосферы? Элис склонялась к первому, более романтическому объяснению, на которое настраивала и красота открывавшегося из окна пейзажа: разбитый вокруг виллы английский парк с тонкими силуэтами высоких кипарисов на фоне лунного неба и белевшими среди прудов и фонтанов статуями в стиле барокко был необыкновенно живописен. Да и сама вилла, построенная в девяностых годах восемнадцатого века прапрадедушкой нынешнего князя дель Аквы, производила на американку большое впечатление. Уроженке Нью-Йорка, Элис все здесь казалось необычайно экзотическим, особенно потому, что она помнила о кровавом прошлом Сицилии. Убежденная, что насилие на острове стало достоянием истории, она лишь совсем недавно услышала слово «мафия», вызвавшее в ее взбудораженном воображении образы каких-то опереточных злодеев. Но в парке виллы дель Аква никаких злодеев не оказалось, и Элис в сотый раз возблагодарила судьбу за счастливую встречу с княгиней дель Аква месяц назад в Париже. Если не считать разницы в происхождении, у обеих женщин было много общего. Обе молоды, прекрасны, обе вышли замуж за мужчин много старше себя: двадцатишестилетняя Элис, очаровательная блондинка, шесть лет назад стала женою Огастеса Декстера, сорока одного года, которого уже давно никто не звал Гасом, а двадцативосьмилетняя княгиня Сильвия дель Аква, урожденная княжна Тосканелли, известная всей Европе своей цветущей красотой и грацией, великолепными драгоценностями и туалетами, была второй женой князя Джанкарло дель Аквы, давно разменявшего шестой десяток. Обеим женщинам хотелось иметь детей, но они не имели их, однако если Элис не могла родить из-за физиологического отклонения, то в бездетности княгини виновато было, очевидно, только невезение.
Элис и Сильвия обладали живым умом, любили искусство и путешествия, интересовались модой. Они встретились на каком-то обеде в Париже и сразу понравились друг другу. Декстеры приехали в Европу, совмещая полезное с приятным: для Огастеса поездка была деловой, цель ее — банковские операции, тогда как его молодая жена большую часть времени отдавала развлечениям. Княгиня же остановилась в Париже, возвращаясь на Сицилию из Санкт-Петербурга, где ее муж представлял нового итальянского короля Умберто I при дворе царя Александра II.
На следующий день после знакомства, пока Огастес встречался с парижскими банкирами, Элис и Сильвия вместе позавтракали и отправились за покупками. Потом они посетили Лувр, обошли магазины и книжные развалы на набережной Сены… За какие-нибудь три дня молодые женщины превратились в неразлучных подруг. Элис не понимала, что их сблизило. Может быть, одиночество? Как бы то ни было, американка с радостью приняла приглашение Сильвии провести месяц на вилле ее мужа недалеко от Палермо. Сицилия давно интересовала Элис, кроме того, перспектива провести самую суровую зимнюю пору не на заснеженной Медисон-авеню, а в живительном средиземноморском климате, была, безусловно, очень привлекательной. Как Элис и предполагала, Огастес с готовностью дал свое согласие. Он с нетерпением ждал возвращения на Уолл-стрит; помимо этого, в компании молодой жены он всегда чувствовал себя слегка скованно, и Элис была уверена, что он не станет возражать против нескольких недель холостяцкой жизни, когда у него появится возможность обедать в клубе, без устали обсуждая с друзьями процентные ставки и положение на рынке ценных бумаг. Таким образом, две недели назад Огастес отправился поездом в Гавр, чтобы поспеть на пароход, а Элис и Сильвия, доехав по железной дороге до Ниццы, поднялись на борт яхты князя дель Аквы, чтобы спокойно, без спешки отплыть в Палермо, если повезет с попутным ветром. |