Дорогой мистер Холмс!
Мне бы хотелось зайти сегодня к Вам в три часа пополудни. Надеюсь, это будет удобно. Если нет, загляну в более подходящее время.
— По-моему, странно, — проговорил я, оторвавшись от текста. — Автор письма считает, что вы безвылазно сидите дома в ожидании посетителей.
— В самом деле. Меня это тоже удивило.
Я стал читать дальше:
До сих пор сомневаюсь, стоит ли Вас беспокоить. Дело кажется необычным и опасным, но я отлично понимаю, что график у вас плотный. Возможно, я сгущаю краски, но решение принято: изложу факты, а вы уж сами рассудите. Уверяю, мистер Холмс, если убедите меня, что причин для беспокойства нет, я сразу уйду с легким сердцем.
— Боже милостивый! — воскликнул я.
Холмс по-прежнему стоял у окна.
— Похоже, она сильно полагается на мое мнение. Хочет, чтобы я решил ее судьбу, узнав ситуацию только со слов.
— Она? Да, правильно, дама. Элеонор Кастон, — прочел я подпись.
Текст был грамотный, почерк твердый, бумага добротная.
— Что скажете, Ватсон? — как всегда, спросил Холмс.
Я поделился своим мнением и добавил:
— По-моему, она молода, хотя и не юная.
— Неужели? Почему вы так думаете?
— Почерк полностью сформировавшийся, но не застывший, как бывает у пожилых. Она предельно вежлива, но чувствуется, что привыкла добиваться своего. С другой стороны, явно слышала о вас и склонна доверять. Мудрость вкупе со смелостью. Не сомневаюсь, что писала молодая женщина.
— Ватсон, я восхищен!
— Значит, сейчас в гостиную войдет леди преклонных лет, — предположил я (что-то не понравилось мне его восхищение).
— Вряд ли. Миссис Хадсон мельком ее видела. Прошу вас, продолжайте.
— Это все. Разве что в свое время я пользовался такой же писчей бумагой. Качественная, и только.
— Очевидны два факта, — начал Холмс, склоняясь над письмом. — На правой руке у дамы чересчур большое кольцо: оно соскользнуло и испачкалось в чернилах. Следы здесь и здесь, видите? Еще она, в отличие от большинства женщин, не пользуется духами.
— Верно, не пользуется, — проговорил я, понюхав лист.
— Поэтому, мой дорогой Ватсон, вы сперва и решили, что письмо от мужчины. Легкий цветочный аромат — частый спутник наших расследований. К тому же почерк, хоть и сформировавшийся, немного похож на мужской.
В передней зазвонил колокольчик.
— А вот и она!
Вскоре в гостиную вошла Элеонор Кастон.
Высокая, стройная, она двигалась с необыкновенной грацией. На ней был бежевый костюм, отделанный куницей, и шляпка из того же меха. Кожа чистая, белая, глаза темно-серые и выразительные. Однако главным своим украшением Элеонор наверняка считала волосы — роскошные, сияющие, цвета красного дерева. Леди сняла перчатки, и я с удивлением заметил, что, вопреки предсказанию Холмса, на руках нет колец.
Несмотря на обворожительную внешность, она вряд ли привыкла к мужскому вниманию. Менее чем через пять минут я понял, что ее лицо постоянно меняется. Элеонор казалась то миленькой, то невзрачной, то ослепительно красивой, причем метаморфозы занимали считаные мгновения. У меня аж дух захватывало.
— Мистер Холмс, доктор Ватсон, спасибо, что согласились меня принять. Ваше время на вес золота.
Холмс уселся напротив гостьи.
— Оно для всех на вес золота, а вы, мисс Кастон, явно беспокоитесь за свое.
До этого момента гостья почти не смотрела на Холмса, но сейчас бросила на него взгляд и побледнела.
— Прошу меня извинить, — пролепетала она, потупившись. |