Пока она пила, задрав в потолок острый подбородок, он с жадностью разглядывал её. У неё была шея с призывными, голодными ложбинками и выпирающие из-под рубашки ключицы, за которые при желании можно было крепко уцепиться или налить по глотку воды. Ну и ложбинка между ними тоже притягивала взгляд, и Феликс проследил жадным взглядом, во что она переходит плавно и нежно — в то, что порой мелькало в разрезе рубашки. Надо ж, затащить такую в постель! Он даже мог собой гордиться по этой части, но не знал, стоит ли, потому что абсолютно не помнил момента близости, стало быть, для него всё впереди.

— Чего смеёшься? — спросила она, опорожнив бутылку и возвращая её таким жестом, словно делала ему одолжение.

— Да так… — смутился он, отводя глаза от её груди и чувствуя, что возбуждается.

— Ого! — лукаво заметила девица, не без интереса обнаружив этот факт.

Впору снова было бежать в постель, но перед ним всё ещё маячило белёсое лицо главного редактора. Он вопросительно посмотрел на неё, она — на него, и всего-то надо было молча сделать один шаг и обнять её. Но он задал глупый вопрос и этим всё испортил:

— Как тебя зовут?

Может быть, если бы он не задал этот вопрос, а они бы вернулись в спальню, ничего последующего, что произошло, не случилось бы. Окунулись бы в страсть. Потом он бы вызывал такси, и девица укатила бы на все четыре стороны, так и не сообщив своего имени. Но Феликс, как всегда, свалял дурака. Была у него такая неискоренимая черта, с которой он безуспешно боролся, плохая реакция при виде красивых женщин, некий внутренний стопор, ожидание знака большой любви, о которой он и мечтать перестал. Вот он и мучился, вот он и искал её, но не находил и все чаще застывал вот так, как восковая фигура в музее мадам Тюссо.

— Лора… — произнесла она таким контральто, что глаза у него полезли на лоб второй раз — её имя как раз ложилось в звуковой ряд: «Л-о-р-а…» Чудесно! Необычно! Божественно-о-о!!! У него перехватило дыхание. Сердце свалилось куда-то в мошонку. Колени подогнулись.

Нет, подумал он, так не бывает, это сказка, мне чудится, я ещё сплю, и с огромным любопытством посмотрел на неё. А ещё у неё была умопомрачительная привычка дуть себе на густую чёлку, отчего она казалась живой и шевелилась сама по себе. Боже мой! — подумал он, я сейчас умру! Это сказка, чудо из чудес! Но он всего лишь произнёс банальное:

— Ого… — и подумал, что сейчас она попросит закурить.

Но Лора сказала, блеснув прекрасными глазами:

— У тебя пожрать есть?

— В холодильнике, — ответил он немного оторопело и подался от греха подальше в ванную не только для того, чтобы почистить зубы, но и чтобы собраться с мыслями.

То это или не то? — со слабой надеждой думал он. Большая любовь или не любовь, а просто собачья страсть? Нет, мучился он сомнениями, не может быть. Так просто и буднично в моей квартире. Почему же не звонят колокола и не бьют в литавры? Почему? Почему не поют ангелы и шестикрылые серафимы не посылают мне божественный знак? Почему? Почему моя скромная квартира не освещена хрустальным светом, а с потолка не льётся елей? Спокойно, Бонифаций, спокойно. И тут же спустился с небес на землю. Ах, да, забыл ещё небольшую деталь, думал он. Грудь у неё тоже очень даже красивая. Крепкая, острая, как вершина Джомолунгма. И у меня такое ощущение, что я уже пробовал её на вкус, и с удовольствием попробовал бы ещё раз. Но момент был упущен. Кстати, цинично подумал он, если она проститутка, то должна потребовать деньги.