Некоторые боеприпасы можно было выпускать на заводах, захваченных у тосевитов, и у звездных кораблей Расы тоже были свои производственные мощности, и они могли бы сыграть решающую роль… в войне меньших масштабов. Если учесть то, что грузовые корабли доставили с Родины, то по-прежнему оставалась надежда адекватности вооружения для предстоящей кампании, да и Большие Уроды тоже находились в тяжелом положении, вне всякого сомнения. Так что победа, возможно, еще достижима.
Или, конечно… но Атвар не позаботился задуматься об этом.
Даже с флагом перемирия Мордехай Анелевич чувствовал себя нервно, приближаясь к немецким укреплениям. После того, как он умирал от голода в варшавском гетто, после того, как он возглавил в Варшаве еврейских бойцов Сопротивления, поднявшихся против нацистов и оказавших помощь ящерам в изгнании их из города, у него больше не было иллюзий. Он твердо знал, что гитлеровские войска хотели сделать с его народом — стереть с лица земли.
А ящеры хотели поработить всех, как евреев, так и гоев. Евреи не понимали этого, когда поднялись против нацистов, но даже если и так, они не стали бы особенно беспокоиться. По сравнению с уничтожением порабощение выглядело не так уж плохо.
Немцы no-прежнему воевали с ящерами и бились упорно. Ни одна из сторон не отрицала ни их военной доблести, ни технического искусства. Анелевич издали наблюдал, как взорвалась ядерная бомба восточнее Бреслау. Если бы он видел это с меньшего расстояния, он не шел бы сейчас торговаться с нацистами.
— Хальт!
Голос донесся словно из воздуха. Мордехай остановился. Через мгновение из-за дерева, как по волшебству, появился немец в белом маскировочном халате и окрашенной в белый цвет каске. Взглянув на немца, Анелевич, обряженный в красноармейские валенки, польские военные брюки, мундир вермахта, красноармейскую меховую шапку и гражданский овчинный полушубок, почувствовал себя сбежавшим с распродажи случайных вещей. Его досаду усиливало еще и то, что он нуждался в бритье. Губы немца скривились.
— Это вы тот еврей, которого мы ожидаем?
— Нет, я святой Николай, просто опоздал к Рождеству, — ответил Анелевич.
До войны он был студентом технического факультета и бегло говорил по-немецки, но сейчас, чтобы позлить часового, ответил на идиш. Тот только хмыкнул. Может быть, шутка не показалась ему забавной, а может быть, он просто не понял ее. Он взмахнул винтовкой.
— Пойдете со мной. Я доставлю вас к полковнику.
Это было то самое, ради чего Анелевич оказался здесь, но ему не понравилось, как обошелся с ним часовой. Немец говорил так, будто у Вселенной не было иного выхода. Может быть, это и в самом деле так.
Мордехай последовал за немцем через холодный и молчаливый лес.
— Ваш полковник, должно быть, хороший офицер, — сказал он тихо, потому что обступивший лес угнетал его. — Этот полк проделал большой путь на восток после того, как вблизи Бреслау взорвалась бомба.
Это было одной из причин, по которой ему требовалось поговорить с местным командиром, хотя он и не собирался объяснять подробности рядовому, который, вероятно, принимал его за простую пешку.
Флегматичный, как старая корова, часовой ответил: «Да-а» — и снова замолк.
Они пошли по поляне мимо окрашенного в белый цвет танка «пантера». Двое танкистов возились с двигателем. Глядя на них, слушая ругательства, вызванные прикосновением кожи в промежутке между перчаткой и рукавом к холодному металлу, вы могли бы подумать, что война не имеет отличий от других видов механического промысла. Конечно, у немцев и убийство было поставлено на промышленную основу.
Они миновали еще несколько танков. Большинство из них ремонтировалось. Это были более крупные и сильные машины по сравнению с теми, что использовались нацистами при завоевании Польши четыре с половиной года назад. |