— А что со мной? — возмущенно спросила Людмила. Ягер был уверен, что она не успокоится. Ее рука скользнула к рукоятке автоматического пистолета. — Я — солдат. Спросите Генриха. Спросите нацистов. Спросите ящеров.

Анелевич поднял руку в успокаивающем жесте.

— Я верю, — ответил он, — но сначала — первоочередные дела.

Да, он был хорошим руководителем, лучше, чем представлял себе Ягер. Он знал, как расставить приоритеты. Он также знал, когда можно посмеяться, что и доказал тотчас же. — И вы, вероятно, пристрелили бы меня, если бы я попытался отделить вас от полковника Ягера. Так. Все в порядке. Вермахт, красные ВВС, куча бешеных евреев, мы все заодно, правильно?

— Заодно, — согласился Ягер. — Вместе мы спасем Лодзь или вместе превратимся в дым. Примерно так.

Самец тряс Уссмака.

— Поднимайтесь, старший самец! Вы должны подняться, — настойчиво сказал Ойяг, добавив усиливающее покашливание. — Уже был сигнал подъема. Если вы не выйдете, вас накажут. Весь барак будет наказан, если вы откажетесь.

Очень медленно Уссмак начал распрямляться. У Расы считалось, что вышестоящие ответственны за нижестоящих и должны защищать их интересы. Так продолжалось несчетные тысячелетия. Там, на Родине, это, несомненно, продолжалось и сейчас. Здесь, на Тосев-3, Уссмак был изгоем. Это ослабляло его связи с группой, хотя некоторые в ней тоже были мятежниками. А сам он был умирающим изможденным изгоем. Когда вы уверены, что ваша жизнь будет недолгой, и когда вы уверены в том, что вам не хочется ее длить, групповая солидарность истончается.

Ему удалось подняться на ноги и выбраться наружу, на утреннюю перекличку. Тосевитские охранники, которые, вероятно, не могли определить точное количество пальцев, дважды пересчитывая их на каждой руке, пересчитали самцов Расы четыре раза, прежде чем убедились, что ни у кого за ночь не выросли крылья и он не улетел. После этого они разрешили заключенным идти на завтрак.

Он был скудным, даже по жалким меркам тюремного лагеря. Но Уссмак не доел свою маленькую порцию.

— Ешьте, — убеждал его Ойяг. — Как вы сможете выдержать еще день работы, если не будете есть?

Уссмак задал встречный вопрос:

— Как я могу выдержать еще день работы, даже если я поем? Так или иначе, но я не голоден.

Это заставило другого самца тревожно зашипеть.

— Старший самец, вы должны сообщить об этом врачам Больших Уродов. Может быть, они смогут дать вам что-то, чтобы улучшить ваш аппетит и состояние.

У Уссмака открылся рот.

— Может быть, новое тело? И новый дух?

— Вы не можете есть? — спросил Ойяг. Усталый жест Уссмака показал: нет, не может. Его компаньон, такой же жалкий и тощий, как он сам, застеснялся, но быстро справился со смущением. — Тогда можно я съем вашу порцию?

Поскольку Уссмак не дал отрицательного ответа, этот самец проглотил его пишу.

Словно во сне Уссмак вышел в лес вместе со своей бригадой.

Он поднял топор и начал медленно рубить дерево с бледной корой. Он рубил его изо всех сил, но успех был незначительным.

— Работай лучше, ты! — заорал на него по-русски тосевитский охранник.

— Будет исполнено, — ответил Уссмак.

Он рубил еще, но охраннику результат казался по-прежнему неудовлетворительным. В первые дни пребывания в лагере он задрожал бы от страха. А теперь же он чувствовал лишь раздражение в своих тощих боках. Они поместили его сюда. Что бы они ни делали, может ли быть хуже?

Он поплелся обратно в лагерь на обед. Как он ни устал, но съесть сумел самую малость.