Изменить размер шрифта - +
 — Тогда лучше не рассказывать в Атви, что держал скользкого служителя зла за горло, засмеют. Еще бы, такой провал. Эх, сюда бы самого плохонького аббата, или парочку воинов-священников: они бы быстро вывернули его наизнанку. Сколько всего храниться в этом лысом черепе полезного для Канды! Отец Вельд — великий ученый и прекрасный проводник. Без него бы мы давно пропали. Но вот допрашивать, жестко, умело, напористо, этого он не умеет, да и мне не разрешит. Тут совсем другая закваска нужна, иные знания и умения».

Чтобы отвлечься, Кен взял свою новую саблю, отошел подальше от бивака и принялся рубить тонкие ветви кустарника. Раньше ему легко удавалось разрубать упругие и легкие веточки, даже своим старым клинком, тяжелым и грубым прямым тесаком. Сейчас же ослабевшая рука и потерянная координация движений не позволяли в полной мере использовать достоинства великолепного трофея. Изрядно вспотев и запыхавшись, северянин перебросил легкую сабельку в левую руку и продолжил издевательство над кустом. Дело пошло еще хуже, и он с отвращением к себе подумал:

«Словно желторотый новобранец. Пожалуй, если не восстановлюсь через два-три дня, отдам саблю Аграву, и попрошу топор. Такой прекрасный клинок в руках недотепы — насмешка над воинским ремеслом.»

Бросив тонкую лозу, он подошел к платану, и принялся короткими движениями полосовать кору. Удары с оттяжкой удались ему лучше. Значительно повеселев, метс принялся делать выпады в кружащиеся листья. Глазомер и реакция нисколько не притупились за месяцы плена, но вот плечи и кисти рук стали ныть, словно у больного ревматизмом старика.

«Нет уж, так дело не пойдет. Я — единственный профессиональный солдат в отряде, это ко многому обязывает.»

С этой мыслью Кен, тяжело вздохнув, вложил клинок в ножны и, повесив их на сук, принялся выполнять специальный комплекс упражнений, разработанный его командиром, воином-священником Атвианского Союза, погибшим от руки Юлла в день пленения метса. Хорошо разогретое тело отчаянно сопротивлялось всем скрутам и вращениям, которые еще полгода назад давались Кену с завидной легкостью и изяществом. Позвоночник отказывался гнуться, в суставы будто кто-то насыпал речной песок, судя по хрусту, раздававшемуся в них при каждом движении.

— Мой краснокожий друг решил завязать себя в узел? — спросил подошедший от костра Вагр, с изумлением глядя на северянина, который стоя на одной руке пытался пинками сбивать с ветвей платана водяные капли. При этом позвоночник следопыта совершал странные волнообразные движения. Лицо Кена покраснело от прилива крови, а старые и новые рубцы налились багровым огнем. Разведчик, вздрогнув при неожиданно раздавшихся звуках человеческой речи, не удержался и грохнулся на спину. Правда, он успел сгруппироваться и мягко прокатиться к самому древесному стволу, но на левой лопатке начал вспухать синяк от соприкосновения с корнем платана.

— Напугал, Борода, — выдохнул Кен, поднимаясь и отряхиваясь от грязи.

— Стоило ли умываться, право слово. — Вагр сдул с плеча следопыта сухой лист и раздавленного жука. — Тебе что же, северянин, делать нечего?

Вместо ответа, Кен стал кружить вокруг чернобородого, делая в его сторону угрожающие выпады руками.

— Ах, вот ты что удумал, на кулаках драться? — Вагр хохотнул. — У нас для этого есть Рыжий, ба-альшой специалист по мордобойству! Эй, побратим, а ну давай сюда!

Подошел Аграв. Узнав в чем дело, он осклабился и засучил рукава.

— Смотри, краснокожий, зашибу ведь!

Кен молча дважды гулко шлепнул себя по груди ладонями, после чего коротко ткнул Аграва кулаком под ребра. Тот крякнул, плюнул в сторону и сделался серьезным.

Некоторое время они покружились на месте, метс на выпрямленных ногах, словно готовился убегать или прыгать, а лесоруб сгорбившись, сжавшись, словно медведь перед атакой.

Быстрый переход